Мое обретение полюса

Мы быстро разгрузили трое нарт, запрягли их удвоенными упряжками по 20 собак каждую и, надежно закрепив ружья и ножи, расселись в них по двое. Через мгновение щелкнули длинные бичи, и мы помчались. Собаки неслись таким галопом, что нарты подпрыгивали словно резиновые мячики и на неровной скальной поверхности, и на скользком льду, и на снегу с настом. Нам оставалось только крепче держаться за нарты, чтобы усидеть в них. Собакам было безразлично, тащить ли нарты по камням или по снегу, полозьями вверх или вниз. Однако нам было не все равно. Мы не осмеливались расслабить руки даже на мгновение, потому что за этим немедленно последовали бы болезненные ушибы, порванная одежда, шанс остаться позади нарт и догонять их.

Этот трехмильный марш-бросок отнял у нас немного времени. Атаковать мы решили по трем расселинам. На некоторое время быки пропали из виду, но когда мы снова увидели их, они ничуть не обеспокоились, по крайней мере до тех пор, пока мы не напали на них сразу с трех сторон.

Все собаки, за исключением пяти на каждые нарты, были отвязаны. Они полетели на быков, словно стрелы, выпущенные из лука.

Быки попытались удрать, но было слишком поздно. Собаки нападали с двух сторон, и быкам оставалось только, грозно мыча, сбиться в кружок хвостами вместе и головами в сторону врагов. В стаде было семь быков, и они попытались держать собак на безопасном расстоянии.

Собаки, оскалив зубы и по-волчьи рыча, могли лишь наскоками приблизиться к ним на несколько футов. Время от времени один из быков, пытаясь поразить собак, выскакивал из круга с опущенной к земле головой, но те были достаточно увертливы и не давали захватить себя врасплох, и всякий раз бык отступал со следами собачьих клыков на ляжках.

После нескольких подобных попыток быки с опущенными рогами стали попросту удерживать позицию, а собаки, не осмеливаясь по-настоящему атаковать их, уселись в кружок и стали издавать завывания, от которых кровь стыла в жилах. Тем временем подоспели эскимосы и я.

Вскоре битва завершилась. Я сфотографировал старого быка, которому удалось в тот момент прорваться сквозь заслон собак. Преследуемый целой сворой — его погнали на утес, — он оступился и сорвался вниз, совершив полет в 5 тысяч футов.

Шестеро других быков были убиты охотниками.

Солнце село за горы, и пурпурные сумерки скоро поблекли. Было очень холодно. Дыхание вырывалось изо рта как струи пара из чайника. Температура опустилась до -81. Нельзя было терять ни минуты, нужно было немедленно разделать добычу. Однако и эта задача оказалась по плечу эскимосам. Они проявили такое искусство, каким кроме них обладают только индейцы.

Пока эскимосы занимались мясом, я совершил нечто вроде прогулки, чтобы запечатлеть в памяти характерные признаки местности, где водятся мускусные быки. Вершины гор, словно выровненные ветром, были лишены снега. Здесь росла трава, мхи и в изобилии — ползучая ива; вся растительность сползала в глубокие овраги. Я нашел окаменелые пеньки больших деревьев и кусочки лигнита (бурого угля). В доледниковый период эта земля, очевидно, вскармливала богатую растительность, однако теперь являла собой вымороженную безнадежность. Тем не менее в этой снежной пустыне отчаяния природа ухитрялась снабжать свои создания пищей.

Повсюду были видны следы песцов и волков, а на каждом приметном бугорке сидел, навострив уши, полярный заяц, как бы выражая удивление по поводу нашего появления в этих краях. Я заметил в бинокль три других стада мускусных быков на соседних холмах, но не сказал об этом эскимосам, потому что они — азартные охотники и не успокоились бы до тех пор, пока не добыли бы их всех. У нас появилось столько мяса, что его хватило бы на несколько дней. Гораздо проще пополнить его запасы позднее, когда мы будем нуждаться в них по-настоящему, чем тащить почти нетранспортабельный груз. В удивительно короткое время с животных содрали шкуры, мясо отделили от костей и нарезали полосами, так, чтобы его можно было удобно разделывать топором даже в замороженном виде. Аккуратно завернутые в шкуры, груды мяса уже не казались слишком большими.

Выбрав самые лакомые кусочки, мы отложили их для предстоящего обеда. Я смотрел на груды мяса и удивлялся, как нам удалось доставить их в лагерь, однако такие мысли не приходили в голову эскимосам. Кусок за куском мясо исчезало в собачьих глотках. Щелчок челюстей, поворот шеи — так разрешалась задача поглощения пищи. Собачьи желудки стали снова расширяться. Собаки еще не насытились до предела, а масса разделанного мяса словно растаяла, и началась свалка за обладание необглоданными костями.