Мое почтение, красотка

Я тоже несусь вперед, по-прежнему вооруженный флягой с бензином и лопаткой. Без этого груза я бы уже догнал Стивенса. Я даже не думаю приглушать звук моих шагов, потому что два мотора самолета продолжают реветь. Профессор потерял шляпу, и его седые волосы растрепались. Нас разделяют пять метров... Четыре... Три... Здоровенный малый, стоящий в проеме, замечает меня, но ему неизвестно, враг я или сообщник Стивенса. Он ждет объяснений. Я их ему дам. Я добегаю до самолета почти одновременно с профессором. Только тогда Стивенс обнаруживает мое присутствие. Он так изумлен, что замирает.

К счастью, моя реакция чуточку получше, чем у пирога с мясом. Я поднимаю канистру и обрушиваю ее на кумпол папаши Стивенса. Это производит странный звук, похожий на стук буферов столкнувшихся вагонов. Старик падает второй раз за ночь. Пилот сует руку в карман своего комбинезона. Вернее, мне следовало бы сказать «в один из карманов», потому что их у него несколько. Я поднимаю лопатку и швыряю ее прямо ему в морду. Он шатается и отступает. Должно быть, у этого парня харя из железобетона. Я хватаюсь рукой за край самолета, подтягиваюсь и влезаю внутрь. Игра состоит в том, чтобы не дать пилоту вытащить оружие. Его рука ныряет в карман, и в тот же момент я бью его ботинком в челюсть. Я снова думаю, что оглушил его, и снова вижу, что он только пошатнулся. Очевидно, его мамочка обжиралась кальцием, когда была беременна. Мне уже приходилось сталкиваться с амбалами таких габаритов. Этого типа не свалит с ног даже двадцатитонный танк. Чтобы его уделать, надо встать утром пораньше и взять себе в союзники бульдозер. По моей спине пробегает дрожь. В туристском самолете теснее, чем на вокзале Сен-Лазар. Мой единственный шанс на спасение – бегство. Я выпрыгиваю из самолета и захлопываю дверцу, после чего прячусь под крыло. Я жду, что мой противник бросится за мной в погоню, но ничего подобного. Несколько минут вообще ничего не происходит. Может, он ищет фонарь, чтобы осветить меня?

Я жду и с грустью констатирую, что парень отказывается от продолжения борьбы и думает только о бегстве. Моторы начинают гудеть сильнее.

И тут мне приходит нетривиальная мысль. Вы должны были заметить, что нетривиальные мысли – это мой конек.

Выбравшись из-под самолета, я подбираю канистру, открываю, обливаю фюзеляж и включаю зажигалку.

Раздается «плюх», и в небо взметаются красивые яркие огоньки, освещая ночь. Тем временем самолет начинает разбег по полю. Воздух разжигает огонь. Потом самолет отрывается от земли, и я смотрю, как он поднимается в ночи самым прекрасным факелом, который можно себе вообразить. Не знаю, может, это реакция перенапряженных нервов, но мне становится смешно. Я хохочу так, как еще никогда не хохотал, сгибаюсь от смеха пополам, плачу, задыхаюсь, дрожу и... И резко останавливаюсь. У меня перехватило дыхание. Осматривая лежащего папашу Стивенса, я обнаруживаю, что портфельчик с планами исчез.

На мгновение у меня мелькает мысль, что я сплю. Опускаюсь на колени и осматриваю ученого. Больше он никогда не будет изобретать ракеты. Канистра, которой я его долбанул, успокоила его навсегда. Видно, в отличие от летчика у него был хрупкий черепок. Однако... Есть одно «однако». И очень странное!

Я ударил его всего один раз и по макушке. На этот счет нет никаких сомнений. А у Стивенса разбит нос. Я осматриваюсь и около тела обнаруживаю большой окровавленный камень.

Все понятно. Пока я объяснялся в самолете с глотателем пламени, кто-то пришел, добил профессора и спер драгоценный портфель...

Короче, я остался в дураках!

Глава 16

Прижав локти к телу, я несусь к той части поля, где оставил машину, но там пусто. Вижу только отпечатки колес на влажной земле. Значит, Хелена сумела развязать мой ремень, добралась до самолета, прикончила старика и забрала планы.

Я устраиваю жуткий крик и в течение пяти минут выкладываю весь мой запас ругательств Он обширен, разнообразен и совершенно уместен. На что это похоже, спрашиваю я вас: дать себя так кидануть какой-то девке после таких подвигов?!

Поднимаю голову. На горизонте чертит зигзаг огненная линия Завтра я узнаю из газет, где упал самолет. Ночь начинает светлеть. Честно говоря, я думаю, она была одной из самых насыщенных в моей жизни.

Я иду к хижине узнать, что стало с моими друзьями. Поперек тропинки лежит тело Шварца. При переезде через владельца «Гриба» одно из колес тачки расплющило ему котелок. Что касается Бориса Карлоффа, то он до сих пор не умер только потому, что в детстве выпил много рыбьего жира. Шальная пуля угодила ему в грудь, и он в коме. Я сразу понимаю, что ничего не могу для него сделать. Для него никто ничего не может сделать, кроме разве что столяра: тот может ему сделать деревянный костюм с красивыми ручками из посеребренного металла.

Я говорю себе, что два с половиной трупа – не самая подходящая компания для человека моего возраста и что мне пора покинуть это поле смерти. Я поднимаю воротник плаща, потому что начинаю чувствовать утренний холод.