Мое последнее слово. Речи подсудимых на судебных процессах 1966 - 1974}

Так вот почему я заинтересовался этим делом, этой проблемой. В самой природе научного работника — стремление составить собственное мнение о проблеме, если он серьезно заинтересовался ею. Говоря здесь о чтении той или иной литературы, прокурор предлагал мне птичками отметить, что нужно и что не следует читать. Для меня это звучит странно. Научный работник не может то или иное мнение брать со стороны. Суть научного работника самому все узнать. В этом смысле идеалом научного работника был Маркс И не только в этом Вы знаете, что в ответ на анкету дочерей, Маркс сказал «Мой любимый лозунг — „Все подвергать сомнению“». Я думаю, что для меня и людей моего поколения эта мысль Маркса была тем легче, что мы воспитывались в особое время. В то время, когда кибернетика была лженаукой, в то время, когда генетика была объявлена фашиствующей, в то время, когда теория относительности была «идеалистическим вывертом». Это было время, когда вся философия — «суть философии всей», по словам Гейне, — вмещалась в четвертую главу «Краткого курса истории ВКП (б)», вся экономическая теория заключалась в «Экономических проблемах социализма» Сталина, и не дай Бог в сторону… Так вот, такое воспитание принесло плоды. И я не буду никому верить на слово. Ни позже, ни сейчас. Но вот конкретный пример. Мне инкриминируется книга Джиласа «Новый класс». Об этой книге много писала зарубежная пресса. Писала и наша пресса. И «Литературная газета» опубликовала несколько ругательных статей Ну и что же? Узнав из этих статей, что книга антисоветская, антисоциалистическая, я должен был принять это на веру и не читать, не интересоваться^'1 Нет, конечно, я слышал, что она претендует на новое слово в теории. Хорошо, дайте мне эту книгу самому почитать. Меня это интересует. Я достаю эту книгу и читаю Да, я убедился, что с точки зрения теории там, как говорится, кот наплакал, в этом смысле хилая книжка, и действительно написана с вражеских позиций Но это я должен был увидеть сам и только сам И тот факт, что книга эта не пропущена в печать, еще не является достаточно квалифицирующим признаком того, что эта книга враждебна.

В Самиздате есть много книг безусловно ценных, важных, нужных, которые принесут огромную пользу, хотя на них нет никакого грифа. Это социологические исследования Жореса Медведева, исторические труды Роя Медведева, статьи по правовым вопросам Чалидзе, философские труды Померанца И художественная литература. Пильняк, Цветаева, Мандельштам, Ахматова Кстати, Твардовский, недавно скончавшийся, тоже обогатил Самиздат своей поэмой «По праву памяти», изъятой у меня Так вот, тот факт, что та или иная литература еще не издана и не имеет штампа Главлита, еще не является квалифицирующим признаком ее антисоветской направленности Неслучайно из огромного количества изъятой у меня литературы[2] только десятая доля вошла в обвинительное заключение. Только десятая доля сочтена криминальной. Все остальное оказалось некриминально. Даже по мерке обвинения, я уже не говорю о сути. Но даже по мерке обвинения…

Обвинение пыталось представить меня как лицо, которое поставило себе одну-единственную цель: распространять враждебную литературу. Можно ли с этим согласиться?

Информация — это хлеб научного работника Как крестьянин работает с землей, рабочий — с металлом, — так интеллигент работает с информацией. Составить свое независимое мнение можно только владея информацией. Например, важно знать все обстоятельства прихода Сталина к власти, ибо уроки истории учат. Но нет книг на эту тему на прилавках магазинов — и вот я должен обратиться к Авторханову. Хотелось бы читать о политических судебных процессах на страницах газет, но нет таких материалов в газетах — и вот я обращаюсь к «Хронике». А что вы можете мне предложить взамен?

Вот те мотивы, которые привели меня к Самиздату.