Мое преступление

– Ну что за чепуха! – воскликнул инспектор, стремясь разрядить сгустившуюся атмосферу. – Говорю вам: Граймс упоминал о них ранее. Скорее уж я бы предположил, что браконьера так или иначе вскорости должны были освободить. Разумеется, он прикончил егеря с исключительной жестокостью, забив того прикладом ружья, но у него имелась причина: он счел, что егерь отбирает у него хлеб насущный. По правде говоря, егерь тогда и впрямь сам собрался браконьерствовать. Соседом он был не из лучших и своими действиями действительно спровоцировал браконьера. По крайней мере, так гласит один из неписаных законов.

– Именно это я и имел в виду, – отвечал отец Браун. – Нынешние убийства, как и в былые времена, имеют хоть какую-то, пусть незначительную или даже извращенную связь с неписаными законами. А нынешние ограбления осуществляются в виде заполонивших мир бумажек и рескриптов и просто-напросто прикрываются писаным беззаконием.

– Что-то я не могу связать концы во всей этой истории, – вздохнул инспектор. – У нас есть браконьер, он же заключенный – ну или сбежавший заключенный, тут уж как вам угодно. Есть – или был – егерь. И, в довершение всего, есть гангстер. Я не понимаю, каким образом вы связали эту колоритную компанию с соседним банком.

– Именно это меня и беспокоит, – сказал отец Браун, и в голосе его слышались здравомыслие и смирение. – Соседний банк превыше моего понимания.

В этот миг дверь ресторанчика рывком отворилась – это вернулся полковник. Глаза его светилось триумфом. За собой он тащил маленького веселого человечка, чьи волосы сияли белизной, а улыбка заставляла лицо пойти морщинками. Это и был второй мировой судья, чью подпись на ордере главный констебль счел настолько важной.

– Мистер Уикс, – полковник кивнул на человечка, – лучший из нынешних экспертов по всем видам финансовых махинаций. По чистой случайности он еще мировой судья этого округа.

Инспектор Бельтайн сглотнул, а затем выдохнул:

– Вы что, хотите сказать, что отец Браун правильно обо всем догадался?

– Я не сомневался в его способностях, – сдержанно ответил полковник Граймс.

– Если отец Браун догадался, что сэр Арчер Андерсон – грандиозный аферист, то он абсолютно прав, – сказал мистер Уикс. – Полагаю, нет нужды приводить здесь и сейчас все имеющиеся доказательства. Честно говоря, разумней будет, если даже полиция – ну и, разумеется, аферист – получат лишь начальные зацепки. За ним следовало бы установить осторожное наблюдение, дабы убедиться, что он не извлечет выгоды из какой-нибудь нашей ошибки. Но, как по мне, лучше вернуться и поговорить с ним куда откровеннее, чем вы разговаривали до того; и в этом разговоре браконьер и лавка ростовщика не станут единственной темой беседы. Полагаю, я могу намекнуть ему о том, что мы знаем, таким образом, чтобы он очнулся от иллюзий и в то же время не подал на нас в суд за клевету или причинение вреда. Всегда есть вероятность, что, пытаясь что-либо скрыть, аферист тем самым выдаст себя. Допустим, мы услышали нечто тревожащее о делах банка и хотим прояснить ситуацию, не откладывая дело в долгий ящик. Такова на сегодняшний день наша официальная версия.

И мистер Уикс вскочил, словно вернулся во времена беспокойной и неутомимой юности.

Второй разговор с сэром Арчером Андерсоном по общей атмосфере и особенно по развязке был совсем иным. Посетители вовсе не имели намерений открыто угрожать знаменитому банкиру, но вскорости обнаружили, что именно он намерен открыто угрожать им. Его седые усы встопорщились, словно серебряные сабли, а бородка клинышком выдвинулась вперед, будто острие стальной пики. Прежде чем кому-либо из явившихся в кабинет удалось произнести хотя бы несколько фраз, он вскочил и стукнул кулаком по столу:

– Я впервые слышу, чтобы о «Банке Кастервилля и графства» говорили в подобном тоне, и клянусь, этот первый раз станет и последним! Раз уж моей репутации недостаточно, чтобы вы сумели осознать всю глупость подобных клеветнических измышлений, то одно лишь всеобщее доверие к этому учреждению свидетельствует, насколько они смехотворны! Оставьте это место, джентльмены, подите прочь и развлекайтесь, как хотите. Можете разоблачать Высокий канцлерский суд[39] или придумывать пошлые анекдоты об архиепископе Кентерберийском.

– Как мило, – сказал Уикс, набычившись и всем своим видом напоминая неуступчивого, рвущегося в бой бульдога. – Однако у меня тут имеется пара фактов, сэр Арчер, и рано или поздно вы будете обязаны их объяснить.

– Проще говоря, – елейным тоном добавил полковник, – мы хотим знать куда больше о порядочном количестве всякой всячины.

Внезапно послышался голос отца Брауна. Он был тихим и отстраненным, словно слышался из другой комнаты, или с улицы, или даже откуда-то издалека:

– А вам не кажется, полковник, что мы только что узнали все, что хотели?

– Нет, – коротко отрезал полковник. – Я полицейский. Я могу домыслить большую часть, и я уверен, что домыслил ее правильно. Но я не знаю этого точно.

– О, – глаза отца Брауна на миг округлились, – я не имел в виду, что вы уверены, будто знаете.