Итан продолжает свои пытки, проходясь по влажной коже сквозь ткань. Отпускает горло и накрывает свободной рукой грудь. Внутренняя борьба сводит с ума. Мне определённо нравится, что я вижу в отражении, но гордость болезненно выпускает шипы. Звук рвущейся ткани раздаётся на фоне наших сбившихся дыханий, и я остаюсь совершенно незащищённая.
— Мне рассказывать? — задаёт вопрос, вставляя в меня сразу три пальца. — М-м-м, какая тугая, Но так хорошо впускаешь меня. Мне говорить?
Часто киваю, а на губах Итана играет хищная ухмылка. Сейчас бы стереть её, но вместо этого лишь подмахиваю бëдрами. Прикусываю губу, чтобы сдержать стон, но он всё равно вырывается.
— Давай вспомним день в колледже, как два мудака напали на тебя во внутреннем дворе. А затем вечеринку первокурсников и бассейн. Помнишь?
Вколачивается в меня пальцами, надавливая на переднюю стенку. Слежу за каждой его манипуляцией и отчётливо вижу, как ладонь Итана становится влажной от моей смазки.
— Помню. Только к чему это? — шепчу, рвано дыша. — Обидчики далеко.
Ньюман цокает над ухом, указывая, что я неправа. Не понимаю ход его мыслей. Как вообще что-то можно понимать в таком положении, когда его пальцы с каждым толчком выкидывают за грань реальности?
— А, что, если за этим стоял кто-то другой? И он не добился своей цели? Дам тебе спойлер — я знаю, кто это, но тебе не скажу, — обводит клитор большим пальцем, продолжая фрикционные движения.
Я крепко стою на ногах, но ощущение, что парю в невесомости, а внутри моего тела образуется кислородная бомба, которая скоро сдетонирует. Взрыв будет сокрушительный. Она точно меня уничтожат, разорвёт на куски.
— Кому я могла помешать? Ах! — стон выходит громкий, переходящий в крик. Приходится приложить ладонь ко рту, чтобы нас никто не услышал.
— Тому, кто очень хотел, чтобы я в тебе разочаровался. Кто был у меня дома и на кого бы я никогда не подумал. Тот, кто считает, что ты помеха, — кусает нежную кожу за ухом, одновременно задевая пальцами самую чувствительную точку. — Кричи, Лили, хочу тонуть в твоих стонах.
Разбивает все стены, возведённые мной, сносит их, не давая возможности на спасение. И я распадаюсь в его руках, с одной известной мне молитвой, состоящей лишь из его имени. Повторяю раз за разом, содрогаясь в агонии. Пожираемая огнём, вырвавшемся наружу. О предположениях и опасениях Итана подумаю позже, а пока бы не упасть к его ногам.
— Вот так, Лили, я всегда тебя поймаю. Не знаю почему, но теперь точно не дам тебе упасть. Ты — моё проклятье, на которое хочу молиться и складывать к твоим ногам весь мир.
Держит меня полностью обнажённую, хотя сам одет в дорогущий чёрный костюм, белую рубашку. Даже нацепил галстук, как того требуют правила приличия. Но я вижу только раскалённую лаву радужек, бушующую во взгляде. Никогда не замечала, чтобы Ньюман так на меня смотрел. Как будто я его воздух, которым он никак не может надышаться. Слова, произнесённые Итаном, прозвучали подобно признанию, под которым он собственноручно подписался и впервые сам принял его.
— Обожаю быть во всём первым, — замечает, что я оборачиваюсь, ища место, куда можно сесть. Потому что от переизбытка адреналина и после оглушающего оргазма силы практически полностью меня покинули. — Нет-нет, в этот раз я тоже намерен поучаствовать в процессе. Вернёмся к твоему первому. Первый поцелуй, первый оргазм, первый секс и первый сквирт.
Резко задираю голову, не зная, как реагировать на последний пункт. Я же не могла такого не заметить?
Не могла!
— Да, Лили. Первый сквирт тоже мой, и он произошёл после матча.
— Хватит, пожалуйста, — не ожидала, но моя просьба действует. Но вот щёки адски пылают.
Итан прекращает говорить пошлости, принимается покрывать мою шею, ключицы поцелуями. Прикусывает чувствительную кожу и я так боюсь, что останутся следы.
— Нас скоро потеряют, Итан. Нужно вернуться вниз, не могу допустить, чтобы нас кто-то нашёл в таком состоянии, — но, насколько вижу, это волнует только меня.
— Ты торопишься к Брэндону? Это для него ты сегодня такая красивая? — Итан приподнимает бровь, играя желваками.
Неужели он так сильно ревнует? Ещё совсем недавно я себя изводила по поводу их общения с Тиффани. А оказывается, что это паршивое чувство его мучает также, как и меня.
— Для него? — он толкает меня к холодной поверхности зеркала, заставляя выставить руки, расстёгивает брюки, приспуская их с бельём, и одним резким толчком заполняет до основания.
Вместе с проникновением из глаз проливаются слёзы облегчения. Ощущаю, как Итан полностью заполняет меня собой, растягивая стенки. Даже не могу сделать полноценный вдох, но всё же отвечаю на его вопрос.
— Для тебя. Всегда только для тебя, — прижимаюсь затвердевшими сосками к зеркалу и от контраста температур, сжимаюсь на члене.