Мое самодержавное правление

Увидев худое положение дел наших пенсионеров и притеснения Киля, я вознамерился, по приезде царя, действовать прямо и решительно, что мне и удалось с помощью благосклонного и ласкового приема, сделанного мне его величеством, и того, что он во всем, что касалось наших и другим заказов, адресовался единственно ко мне. Государь был во всех мастерских наших художников, куда только можно было его вести. Несмотря на ухищрения Киля и посланника, который, совершенно не зная наших здесь пенсионеров, а только по одним наущениям Киля, явно действовал против. Кажется, мы с ними расстанемся не большими приятелями.

Государь был, во-первых, у живописца Иванова. Нашел его картину прекрасной, сделал некоторые замечания; удивлялся его труду, рассматривая его этюды, и на слова одного из присутствующих, что столько тут наделано рисунков, и, кажется, было сказано: «Для чего?» – государь изволил сказать:

– Чтоб сделать картину; иначе и нельзя.

Очень расхвалил картину и велел Иванову оканчивать, с Богом.

В мастерской у Ставасера император был восхищен статуею, вылепленною из глины, но не совсем еще в безделицах конченною, представляющею нимфу, разуваемую молодым сатиром. Хвалил сочинение, грациозность и отделку этой группы и велел произвести ее в мраморе. Очень хвалил начатую в мраморе и уже приходящую к концу статую русалки; рассматривал его эскизы и сказал:

– Не ленитесь только, а то у меня будет вам много работы!

Был у Илимчен, который вылепил Нарцисса и готовится рубить его из мрамора, и спросил: «Есть ли мрамор?» Он показал. Спросил: «Довольно ли? Окончательно ли сделана модель, чтоб рубить ее из мрамора?» И когда художник отвечал, что – да, он сказал: «Вещь будет, кажется, хорошая; оканчивай».

Государь был у Иванова, рассматривал оконченную им в мраморе статую Ломоносова в юности, был доволен и очень хвалил. Видел начатую им статую, изображающую молодого человека-простолюдина, замахнувшегося, чтоб убить камнем змею; это академическая фигура и еще не совершенно приведенная в порядок. Государь отнесся, что «нельзя много о ней судить, потому что она не кончена, но надо ожидать, что будет хороша; оканчивай».

К Рамазанову государя совсем не хотели было вести, по усталости его величества и потому, что надо еще ему смотреть мастерские иностранных художников, а что к Рамазанову ежели можно будет, то вечером поедут. Это было мне очень больно.

Когда я адресовался к князю Петру Михайловичу Волконскому, он мне сказал: «Я так устал, что не могу оставаться, делай как хочешь» – и тут же уехал. Ни Адлерберг, ни посланник, которому очень хотелось государя вести к иностранным скульпторам, не хотели доложить. Я говорил посланнику, что это значит обидеть одного, когда были у всех, а вечером совсем неудобно видеть статую в глине.

Он мне отвечал, что государь изволил устать и торопится к иностранным скульпторам и он не смеет об этом доложить. «Ну, так я возьму эту смелость», – сказал я рассердясь и, подошед к государю, остановил его и объяснил ему, что нужно посмотреть работы еще одного из наших скульпторов и молодого человека с дарованием, Рамазанова. Государь спросил меня, что «недалеко ли его мастерская?» На мой ответ, что в нескольких шагах, – «Ну, так пойдем к нему».

В мастерской Рамазанова государь был чрезвычайно доволен его статуею «Нимфа, ловящая у себя на плече бабочку»; хвалил очень постановку, грациозность и отделку; рассматривал его эскиз, сделанный для статуи в пандан[366] к Ставасеровой группе, тоже нимфа, у которой сатир просит поцелуя. Эскиз этот очень понравился государю, он только сказал:

– Это уже очень выразительно; смягчи ее, а не то мне нельзя будет поставить ее в моих комнатах.

Приказал ее сделать и произвести в мраморе.

Его величество видел рисунки архитекторов и доски граверов у себя в кабинете. Потом призвал их к себе, расхвалил их чрезвычайно, насказал им столько лестного, что они вне себя от радости.

Его величество кончил свои похвалы сими словами:

– Молодцы, вы и скульпторы меня порадовали.

В отчете моем к президенту я поместил совершенно слова государя, тогда же много записанные.

По отъезде государя, накануне его именин, в 12 часов, я приехал со всеми пенсионерами к герцогу Ольденбургскому, поздравил его с общим праздником для всех русских. Он нас принял очень ласково и, кажется, был очень доволен этим нашим приветствием; от него поехали мы также все к князю Петру Михайловичу Волконскому поздравить его, как начальника и главного, с тезоименитством государя.

Ему это чрезвычайно понравилось и было приятно, благодарил за поздравление, был очень мил и ласков, говорил несколько с пенсионерами и кончил свою речь таким образом:

– Мне очень приятно вам сказать, что государь был совершенно доволен вами. Благодарю вас за это – благодарю вас за ваше хорошее поведение!