Впереди еще целая ночь. А потом весь завтрашний день. До которого еще надо дотянуть.
– Держи! – кричит Лета вниз отцу. Чем-то ему машет, что-то предлагает, тюбик неизвестно с чем. Крем от укусов, лосьон, Джейд со своего наблюдательного пункта не видно.
Лета примеривается к броску раз, другой, чтобы Тео Мондрагон действовал в такт, потом отпускает тюбик, и тот летит, пару раз перевернувшись. Тео Мондрагон выхватывает его из воздуха, как настоящий спортсмен, каким когда-то был.
Он благодарно кивает и начинает мазать себя кремом. На нижней палубе, под Летой, появляется Марс. В руках у него двустволка, он передергивает затвор. Лета перегибается через перила еще больше, но он смотрит не на нее, а вниз, на Тео Мондрагона.
– Вот чем тебе надо вооружиться. – Марс вскидывает двустволку и целится в утку, что летит над поверхностью воды. Он делает вид, что стреляет в нее, имитирует отдачу и все такое.
– Что на обед? – спрашивает у них Тео, словно не убивал никого направо и налево.
– Только не утка! – кричит ему Тиара.
– Утка нырок, – бормочет Джейд себе под нос и опускается ниже уровня окна, чтобы Тео Мондрагон случайно ее не засек, когда пойдет к пирсу.
Он вешает противогаз на стойку, толстовку с капюшоном обматывает вокруг шеи и, основательно потрудившись за день, небрежной походочкой поднимается к яхте, будто все в этом мире в полном порядке. Абсолютно все.
Еще пара минут – и он исчезает в недрах яхты, у перил тоже никого, а тело Стрелковых Очков, прошитое гвоздями раз пятьдесят, даже не всплывает на поверхность, только вода окрасилась в красный цвет.
Наверное, пригвоздило ко дну озера.
Ладно, в качестве подарка для «Моего кровавого Валентина», или даже просто для «Валентина», а также чтобы загладить вину за мой идеальный прикол для альбома выпускного класса – я была в команде, но на случай, если вы этого не видели и моего присутствия не заметили, – я взяла шесть фальшивых игл для подкожных инъекций, приклеила их к предплечью в стиле «Воинов мечты» и на каждой написала «Алгебра», «Английский», «Физкультура» и так далее, не забыв, конечно же, «ИСТОРИЮ», но раз я в тот день пропустила контрольную, отплачу вам с лихвой, слегка просветив насчет того, как миру не хватает замедленной съемки, когда последняя девушка наконец перестает бежать и поворачивается, чтобы сразиться с неубиваемым убийцей, а еще расскажу, почему он ведет себя с ней так мило (через слэш – злодейски). Обратите внимание на слово «слэш».
Сначала представьте, что творится у нее в голове. Она видит, как убивают ее друзей, членов семьи и питомцев, а потом вынуждена бежать по коридору, где их всех распихали по разным бандурам, типа, как чертиков по табакеркам.
В какой-то миг последняя девушка понимает, что все дело в ней. Что ее друзья, семья и домашние животные были бы живы, если бы слэшер просто начал с нее, а не стал к ней подбираться, все круша на своем пути. И она чувствует себя виноватой, типа, она сама убийца и все эти трупы на ее совести.
Что хочу сказать, сэр, – сама судьба готовит ее к тому, чтобы все скрытое и лучшее в ней вышло наружу. Ведь слэшер мог запросто начать с нее – чем нарезать круги, он мог войти прямо в центр, чикнуть клинком, и дело сделано, можно расходиться, все свободны.
Нет, не свободны. Это было бы слишком просто.
Ведь выступление слэшера – как танец, понимаете? Представьте себе танцпол в школьном спортзале, свет приглушен, кругом украшения из гофрированной бумаги, домашний пунш, все расфуфыренные, в клевых курточках, платьицах и туфельках, туда даже войти страшно, я знаю, вы за такие вечера отвечали. И вот вам слэшер, он хочет потанцевать с тихой девушкой в другом конце спортзала, но подойти к ней напрямую не может, ему надо к ней подобраться, потанцевать с одной, с другой, иногда случайно прикоснуться к рукаву последней девушки, когда звучит какой-то медляк, их глаза встречаются и становится ясно, что это судьба, но он ждет последнего танца. Медленного, как в замедленной съемке. Этот танец и есть самый главный. Ты идешь домой не с тем, с кем танцевала три танца назад. Ты уходишь с тем, чью руку держишь, когда звучит последний аккорд.
Но тут не любовь, я вас совсем не к этому подвожу. Даже не ненависть. Это нечто более глубокое.
Я много таких фильмов насмотрелась, много чего узнала, и вот вам моя теория: слэшер способен распознать, у кого из девушек есть потенциал последней девушки, поэтому и оставляет ее напоследок. Но хочет ли он ее убить? Сильно сомневаюсь, сэр. Думаю, что слэшер, одержимый жаждой мести, на самом деле жутко страдает и знает, что обычному человеку положить этому конец не под силу. На такое способна лишь одна, особая девушка. Только последняя девушка. Но сразу она к этому не готова, не доведена до нужного состояния. Нет, слэшер сначала должен помочь ей измениться, и для этого надо убить всех ее друзей, членов семьи и домашних животных, всех, кроме Дьюи из «Крика», потому что Дьюи практически неубиваем.