Мое сокровище

И пока он вот так стоял у огня, у него вдруг екнуло сердце при виде Одрины – смеющейся и широко распахнувшей глаза цвета… Черт, он даже не знал, с чем их сравнить. Цвета весенней листвы или чего-то подобного, столь же зеленого и наполненного жизнью. В данный момент он, конечно, не мог заглянуть ей в глаза, но их цвет был ему известен.

Все случившееся между ними, безусловно, являлось… приключением, хотя это слово ему и не нравилось. После того, что она пережила, после взаимных подтруниваний, а также объятий, поцелуев и совместного любования звездами они, в сущности, стали друзьями. Даже больше, чем друзьями. И вообще, теперь вся их компания была словно скована одной цепью, и им, конечно же, следовало держаться вместе.

Осознание этого радовало и скрашивало печаль при мысли о том, что им все-таки придется расстаться. И произойдет это очень скоро. Ведь всему рано или поздно приходит конец. Они покинут постоялый двор, покинут Йорк, а что касается лично его, то он покинет и Англию.

Время было более безжалостным и коварным, чем Ллуэлин с его угрозами. Или же лорд Аллингем… И если при пересечении Атлантики и потом, при поездке на север Англии, время тянулось, то теперь дни и часы пролетали слишком уж быстро. Каждый вечер, ложась на коротковатую для него кровать, Джилс не мог не подумать о черных волосах и голосе, обращавшем самые обычные фразы в чудесные стихи. И он не понимал, как находил в себе силы больше не целовать Одрину.

Джилс в очередной раз встряхнул сковороду, и один из каштанов звучно треснул. Сколько он уже так стоял, думая об этой девушке? Наверное, довольно долго, поскольку каштаны в общем-то прожарилась. И теперь их сладковатый запах приятно щекотал ноздри.

– Кто хочет каштанов? – повторил Джилс призыв миссис Бут. И тотчас подошел к столу.

Освободив одну из чаш от грецких орехов, Китти сказала:

– Высыпайте их сюда.

Джилс вывалил содержимое сковороды в предложенную емкость. Китти сразу же взяла один из каштанов и, дуя на него, принялась очищать от оболочки. После чего протянула Джилсу со словами:

– Самый первый тому, кто жарил.

Джилс с улыбкой надкусил каштан. Запах был гораздо лучше, чем вкус. Но даже если бы вкус оказался еще хуже, эти каштаны все равно стоило бы жарить ради их чудесного аромата.

Китти тем временем вручила ему еще один плод, и он перебросил его в сторону Одрины. Та, вскинув руку, поймала каштан и с некоторым удивлением посмотрела сначала на него, затем – на молодого американца.

– Спасибо, – пробормотала она.

– Ловко вы его поймали, принцесса, – сказал Джилс, и Одрина улыбнулась, как бы принимая эту похвалу, хотя еще недавно, по сути, отвергла его благодарность. Непостижимая женщина…

Она действительно очень ему нравилась, и это не могло его не беспокоить, потому что… Невольно вздохнув, Джилс сказал себе, что лучше не думать об этом.

Уже позднее, находясь в своей комнате и собираясь ложиться спать, он вдруг осознал, что во время обжарки каштанов в его руках, в его запястьях не возникло ни малейшей боли. Он так долго держал на весу тяжелую сковороду – и при этом никаких последствий!

Руки и сейчас пребывали в отличном состоянии. Джилс покрутил запястьями и пошевелил пальцами, ожидая возникновения болезненных ощущений. И они действительно пришли, но довольно-таки слабые, совсем не такие, как обычно.

Так что перед сном можно было написать письмо сестре Рейчел. Покидая Америку, он обещал писать ей каждую неделю, однако после отправки предыдущего послания прошло гораздо больше времени.

Джилс зажег лампу, взял лист бумаги, перо и на некоторое время задумался – ему хотелось сообщить очень многое, поэтому он не знал, с чего начать.

Может, написать сестре о здешних вересковых пустошах? Или о нехватке солнечного света и о луне?.. А может, о том, что в телескопе луна так близка?..

Нет, о луне, пожалуй, писать не стоило. Ведь тогда придется поведать Рейчел и об Одрине, – а что, черт возьми, он мог бы о ней рассказать? О ее страданиях и неприятной ситуации, в которой она оказалась? О том, что немного завидовал ее социальному положению, хотя и считал, что такая жизнь, как у нее, сравнима с существованием в золотой клетке? Или о том, что он не допускает возможности остаться в Англии, но в то же время не представляет, как сможет отправиться обратно в Америку, навсегда расставшись с этой девушкой?

Джилс вспомнил, как плакала Рейчел, когда они с отцом уезжали из Филадельфии. Вспомнил, как сестра и их тетушка Матильда махали руками им вслед и как на него давил груз вины за то, что он покидал своих близких, отправляясь в столь дальнее путешествие.

Пропасть, разделявшая его, Джилса Резерфорда, и леди Одрину Брэдли была не менее широка, чем Атлантический океан. Однако сейчас, когда она находилась совсем рядом, в соседней комнате, данное обстоятельство казалось не таким уж существенным.

Нет, он не станет писать Рейчел ни о здешнем скудном солнце, ни о луне. Вместо этого можно сообщить, в каком приподнятом состоянии духа пребывал сейчас отец.