Мое сокровище

Ее сердце екнуло, когда Рауль подошел к ней и обнял за талию.

— М-м-м… Раз мы вдали от любопытных глаз, не вижу причин не сделать вот это, — тихо проговорил он, отводя ее волосы в сторону и прикасаясь губами к шее, а затем принялся покусывать мочку уха.

Трепет удовольствия пробежал по телу Либби, и она сделала все возможное, чтобы его сдержать, когда Рауль потянул бретели ее сарафана вниз и прикоснулся к ее груди. Ощущение теплой мужской ладони на обнаженном теле было опьяняющим. Либби судорожно глотнула воздух, а Рауль сжал пальцами ее соски. Возбуждение было мгновенным и всепоглощающим. Но ей так и не удалось побороть стыдливость, когда он стянул с нее сарафан и она осталась перед ним в тонких кружевных белых трусиках.

— Рауль?..

— Нас никто не увидит, — заверил он ее. — Я хочу тебя, дорогая.

С горящим взором он запустил руку в ее трусики и принялся ласкать. Затем Рауль подхватил женщину на руки и отнес на мягкую траву, в прохладную тень деревьев. Либби могла видеть крошечные участки голубого неба между зелеными листьями. Но когда он опустил голову и стал посасывать ее напряженные соски, она закрыла глаза и отдалась наслаждению. Либби прикусила губу, в то время как Рауль раздвинул ее бедра и заставил застонать от самых интимных ласк. Прикоснувшись к его возбужденному члену, она улыбнулась, услышав, как резко Рауль втянул в себя воздух.

— Перестань… Настоящая ведьма… — пробормотал он хрипло, и их тела слились. — Сокровище мое…

Рауль произнес «сокровище мое» по-итальянски в тот момент, когда оба достигли сильнейшего оргазма. Потом они лежали на траве и приходили в себя. Либби очень интересовало, что именно сказал Рауль, но она побоялась спросить. Вдруг ощущение того, что едиными становятся не только их тела, но и души, всего лишь игра ее воображения?

ГЛАВА 10

После того дня они регулярно ходили под парусом и всегда останавливались в тайной беседке. Закончились славные деньки конца весны, и не успела Либби оглянуться, как наступил июнь. Предстояло отпраздновать день рождения Джино.

— Я не могу поверить в то, что он уже самостоятельно ходит и произносит несколько слов, — мягко заметила Либби, уложив вместе с Раулем уставшего мальчика в кроватку.

— Он весьма отчетливо сказал «папа», когда мы зажгли свечку на торте, — произнес Рауль с нескрываемой гордостью. — Ты слышала?

Либби притворно нахмурилась:

— Мне по-прежнему кажется, что он сказал «мама». Как ты думаешь, ему понравилась вечеринка?

Вечеринка по случаю дня рождения Джино была не слишком пышной. Винченти привезли двух своих дочерей. С детьми приехали и несколько друзей Рауля, с которыми Либби встречалась на званых обедах.

— Ему уже исполнился год, — тихо проговорила Либби, глядя на румяные щечки Джино и его шелковистые черные кудри. — Жаль, что его не видит мама, — прошептала она; слезы полились у нее из глаз.

Рауль притянул ее к себе.

— Она бы очень гордилась тем, какая ты замечательная мать, — попытался он успокоить жену и с удивлением заметил, как екнуло его сердце. — Не плачь, дорогая. — Сердце Рауля разрывалось, когда он видел Либби плачущей. — Пойдем со мной. Я кое-что тебе покажу.

Озадаченная Либби позволила мужу вывести ее из детской и поднялась вместе с ним по лестнице.

— Мы, должно быть, дошли до вершины башни, — пробормотала она, запыхавшись. — Куда мы идем, Рауль?

— Сюда. — Он толкнул дверь и отступил в сторону, пропуская Либби вперед и улыбаясь. От изумления она открыла рот, но не издала ни звука. — Это твоя художественная студия, — пояснил Рауль.

Впрочем, слова были лишними. Либби огляделась. Большой мольберт у окна, выходящего на озеро, стопка чистых холстов, полки с красками и другими принадлежностями. Картины Либби были перевезены из Корнуолла и расставлены вдоль стен. Она испытала гордость, когда стала внимательно их рассматривать. По ее мнению, картины действительно заслуживали внимания.

— Мой друг владеет галереей в Риме, — сказал Рауль, остановившись перед холстом, на котором Либби начала писать деревенский пляж — как раз перед отъездом в Италию. — Я показал ему несколько твоих работ, и он захотел организовать выставку. Что скажешь о студии? — поинтересовался он, обеспокоенный отсутствием ее реакции, хотя с большим удовольствием оборудовал студию для жены. — Дорогая, почему ты плачешь? Если тебе не нравится…

— Мне очень нравится. Конечно, нравится. — Либби шмыгнула носом и одарила мужа ослепительной улыбкой, потом бросилась в его объятия. — Это самое лучшее, самое удивительное! Для меня никто никогда ничего подобного не делал, и я люблю… — Она вовремя умолкла. — О, Рауль, не знаю, как благодарить тебя.

— Я подскажу тебе как, дорогая, — лукаво произнес он. — Я совсем не зря поставил здесь диван, на котором собираюсь кое-что тебе продемонстрировать.

* * *