Мое советское детство

"Властелина колец" мне одноклассник дал почитать в начале 90-х. Он был долговязым самоуверенным умником, без чувства юмора, зато с фамилией на букву "А". У него было вытянутое лицо и костистый длинный нос. Он хронически не понимал намеков. В социальном общении он был примерно так же зряч, как Шелдон из ТБВ. "Это моя любимая книга, – сказал А. – Прочитай и ты поймешь, какая она крутая". Он с презрением покосился на стопку книг на моем столе.

"А" почему-то решил, что мы друзья, и приходил ко мне в гости каждый день, как на работу.

Быть его другом было трудно.

"А" садился пить чай, ел печенье и долго и нудно что-то рассказывал. Если ты уходил из кухни в комнату, он просто шел за тобой. Сбить его с цели было невозможно, а намеков он не понимал. Дошло до того, что, увидев в окно, как А идет к моему дому, я делал вид, что меня нет. И пережидал, пока он долго и нудно отзвонит в дверь. Но это было не все. Через час А возвращался. Или через два. Не угадаешь. А на следующий день мы встречались в школе.

"Вчера тебя не было, я сегодня приду", говорил А.

– Меня, наверное, дома не будет, – я пытался отмазаться. – Я к Андрюхе собираюсь, уроки делать.

А кивал. Понимаю, понимаю. А потом приходил к Андрюхе.

– Блин, Диман, – говорил Андрей в сердцах, когда А все-таки уходил. – На фига ты его позвал?!

– Я его не звал.

– Так скажи, чтобы он больше сюда не ходил!

– Сам скажи, – огрызался я.

Все мои попытки намекнуть А, что ему не рады, были как с гуся вода. "А" только отряхивался и приходил снова.

И вот однажды разговор зашел о любимых книгах. А послушал нас с Андрюхой немного и сказал, что мы, конечно же, ничего не понимаем. Это все барахло. А есть такая книга, настоящая вершина. "Сейчас я вам объясню". Мы с Андрюхой уже в открытую издевались над ним, но бесполезно. "А" просто не понимал. Табличку "Сарказм" тогда еще не изобрели.

В следующий раз А принес книгу. Потом опять начал рассказывать, почему она крутая. О, боже.

Толстая книга в желтой суперобложке, перевод не помню чей (Фродо был Торбинс, кажется, а не Бэггинс). Я пожал плечами. Я почему-то не очень хотел читать любимую книгу А. Из долго подробного рассказа А я понял, что ему нравятся в книге какие-то странные вещи. Всадник на коне, который, кажется мертв, а может, не мертв. Призраки. Чей-то глаз на башне. Двое едут на одной лошади через какую-то реку – я так и не понял, что в этом крутого. Любимым героем А был волшебник Гэндальф.

В общем, книгу я начал читать не сразу. Каждый день А спрашивал, читаю ли я, я отвечал, что да, вот-вот начну.

Но однажды я действительно взял книгу и открыл первую страницу. Книга же не виновата…

И там в книге был жуткий мрак, огромный безжалостный мир, серое хмурое небо, практически невыносимая атмосфера обреченности и угрозы. Я до этого читал забавного детского "Хоббита" с Леоновым на обложке и оказался совершенно не готов к такому повороту.

…Толстая, длинная и невероятно мрачная книга. Я даже не уверен тогда был, что она мне нравится. Я читал ее несколько дней, делая перерывы, чтобы отдышаться, и чувствовал, как гаснет свет вокруг. Книга давила на меня. Физически. Мир сжимался до нескольких ярдов вокруг, сырых камней, холода, голода, постоянного ужаса, ободранных пальцев и необходимости пройти еще шаг. И еще этот Горлум, к которому я испытывал одновременно презрение и пронзительную горячую жалость. Когда верный Сэм тащил меня к вершине Ородруина, я был уже на последнем издыхании. Я слышал шепчущий голос Кольца в своей голове: "Возьми меня. Надень меня. Ты будешь править миром. Они все недостойны тебя".

Когда мой палец вместе с кольцом (и несчастным Горлумом) падал в огненный кратер, я вздохнул с облегчением. Все закончилось. Для всех.

Кажется, в этой книге я впервые столкнулся с концепцией всесильного и практически непобедимого Зла. Зла, которое заберет твою душу незаметно, исподволь, хочешь ты этого или нет. Это было тяжелое и сокрушительное чтение. И слегка занудное, что скрывать. Но невероятно впечатляющее. Думаю, книга в тот раз мне скорее не понравилась. Но забыть я ее не смог.

"А" я не встречал со школы. Он все-таки перестал ко мне ходить, не помню, почему.

Забавно, что образ Гэндальфа у меня до сих пор немного ассоциируется с внешностью "А".

79. Человек, который смеется

"Человек, который смеется" (1971). Минисериал, производство Франция.

Один из самых жутких фильмов детства. Его показывали по советскому телевидению, несколько серий – долгих и мрачных. Помню, после вступительного рассказа о компрачикосах я ушел в детскую, и пытался делать что-то другое, чтобы отвлечься от этих жутких кадров, играть, читать, но не мог. Я потом даже спать не мог. До того мне казалось жутким то, что делают люди с другими людьми. И какой податливый, беспомощный материал это человеческое тело. Как пластилин. Я закрывал глаза и снова видел детей в кувшине, в шаре, перемотанных, искалеченных.

Вообще, весь фильм оставил такое мрачное красно-черное впечатление, очень тяжелое и жуткое. При этом из самого фильма я сейчас помню только несколько сцен: