Мое тело напротив меня. Алтарь на двоих. Том 2

Так рассматривая барельеф, я дошла до конца галереи и с удивлением увидела лестницу, ведущую наверх. Любопытство было явно сильнее меня, так что я, предвкушая второй ярус галереи с более выдающимися деяниями темного, поднялась наверх и даже несколько разочаровалась. Это была всего лишь лестница, ведущая на антресоль, полуэтаж в главном зале храма. Так что ничего нового я там не нашла, разве что смогла теперь рассмотреть зал с высоты и стала ближе к голове статуи. Сомнительное преимущество. Так что, немного пройдясь вдоль каменных перил и бросив очередной взгляд на неподвижную Эфу, стоящего рядом с ней Костю и находящегося почти подо мной Дэнэля, я уже собралась спуститься и пойти в галерею светлого бога, дабы обозреть его великие деяния, как вдруг остановилась. Я заметила (а сверху у меня был вообще прекрасный обзор) темную эльфийку. Она шла так стремительно, что длинные полы ее плаща развевались. Однако не успела я залюбоваться красивой игрой отблесков света на ткани, как она резко остановилась в паре шагов от Дэнэля и уже медленнее подошла к нему.

По реакции мужчины я поняла, что женщина определенно непростая. Он не просто поклонился. Я даже отсюда ощутила, как он весь напрягся, в движениях появилась особая четкость. Резкий, выверенный поклон и дроу замер настолько неподвижно, что, казалось, он и не дышал даже.

«Да кто же это?» – вперив взгляд в прическу незнакомки, мучительно пыталась я вспомнить, что мне несколько дней назад объяснял Дэнэль. Так и не поняла, сама ли я вспомнила, или неожиданно проснулась Эфина память, в которой, видимо, была только на этот случай заложена информация, но увидев, что женщина повернула голову то в одну, то в другую сторону, очевидно что-то ища, я инстинктивно шарахнулась в альков, удачно располагавшийся за мой спиной.

«Как же удачно я наложила это заглушающее заклинание-то! И что ж Дэнэлю везет-то все время как утопленнику?!» – с ужасом подумала я.

Дэнэль стоял и, плотно сомкнув губы, смотрел на статую темного бога. Он не молился и не собирался ему молиться. Все жаркие молитвы были давно в прошлом, когда он понял, что просить у темного бога кроме размытого «покровительства» ему нечего. То, что просят другие, ему не нужно, а что нужно, он и сам не знает, не знал…

«Там, в комнате она прислонилась ко мне спиной, а я не только не смог отойти, я еще и еле сдержался, чтобы не обхватить ее руками, прижимая к себе еще сильнее. И это во время того, когда она рассматривала инструменты! Что со мной, черт возьми, происходит?! Это не наркотики, не магия! Но стоит ей лишь посмотреть на меня, как вот сейчас в храме, и я не могу отвести взгляд, не могу уйти, начинаю гореть и безумно желать ее прикосновений. Говорю с ней, не могу молчать, не могу игнорировать, не могу уйти. Слава богу, она ушла сама! А я смог заставить себя остаться на месте, не преследовать ее. Об орнаменте она предупреждена, больше нет причин приближаться к ней…»

Мужчина непроизвольно вспомнил о поцелуе в тупике и, почувствовав жар на щеках, сжал кулаки.

«Я просто потерял голову. Это совершенно неправильно, держать ее в своих руках, прижимать к себе, не давая уйти, и целовать, целовать, целовать. Но, черт меня задери, как же это было хорошо! Мне было хорошо… С Василисой… Так хорошо, что я забыл обо всем, а особенно о том, что бывает с такими как я. Нельзя показывать женщинам, что ты… Вообще ничего нельзя им показывать! Первое правило выживания. И я его нарушил… И сделал я это не сейчас. Сейчас я только довел его до логического конца. Моего конца».

Но едва он подумал об этом, как мироздание, видимо, решило показать ему настоящий конец. Из внутреннего помещения храма вышла и стремительно зашагала по залу эльфийка. Дроу будто из ведра ледяной водой окатили. Он узнал ее сразу же и даже на один счастливый миг успел подумать, что, может быть, она его не узнает или не сочтет достойным своего внимания и пройдет мимо, но, увы, его мечтам не суждено было сбыться. Женщина замедлила шаг и развернулась к нему.

– Дэнэль?

Одно слово из ее уст, и в дроу тут же всколыхнулась ненависть к своему имени, от которой его, казалось, избавила Василиса. Да, он изгнанник, он не заслуживает полного имени, но она и раньше никогда его им не удостаивала. Он всегда был второсортным, а то и еще хуже. Всегда был недостойным.

– Да, Кха’тор Уиносэш, – вбиваемый годами этикет и правила приветствия вылетали на подсознательном уровне: правильный поклон, верное обращение к матери великого дома. Разве что раньше он кланялся не так низко. Но тогда он был благородным дроу, к тому же принадлежащим к ее дому. А теперь он был никем. Если только ее изгнанным сыном, но это ничего не меняло, а то и усугубляло ситуацию. Ее цепкий взгляд, прошедшийся из стороны в сторону в поисках его возможной компании, он знал лучше других и радовался, что Василиса куда-то ушла, а людей, молящихся недалеко, его мать как что-то достойное ее внимания не воспринимала.

Не обнаружив ничего вокруг, мать вернулась взглядом к сыну.

– Вернулся, блудный! – она не спрашивала, она констатировала факт.