Мое темное желание (ЛП)

Мое дыхательное горло сузилось. Я не мог дышать. Мне все еще казалось, что она прикасается ко мне.

Мне нужно было снять ее, снять ее, снять ее.

И наконец — черт побери, наконец — Эйлин исчезла в открытых двойных дверях.

Как раз вовремя, чтобы не увидеть своего будущего мужа, рухнувшего на деревянные доски.

19

ЗАК

Слабый, бесполезный и жалкий.

У меня не было времени размышлять о том, насколько непригодна для цивилизации разбитая оболочка моего тела.

Как только Эйлин исчезла, я помчался к чайнику и омыл руку горячей жидкостью.

Когда она закончилась, я поспешил в сторону ближайшей ванной.

На полпути меня настигла Натали с пачкой документов в руках.

— О, привет. Мистер Коста и мистер фон Бисмарк хотели узнать, не…

Я обогнал ее и рявкнул позади себя:

— Ответ — нет.

Дверь в ванную комнату распахнулась от моего рывка и ударилась о стену. Хрустальная ручка, прикрепленная к внутренней стороне, разлетелась по кафелю.

Я захлопнул дверь и, наступая босыми ногами на осколки стекла, бросился к раковине.

Кровь стекала по моим пяткам. На боль я даже не обращал внимания.

Мне просто нужно было убрать ее от себя.

Я переключил кран на горячую воду, сунул руку в струю и откинул голову назад, застонав.

Вода лилась огненно-горячим потоком, обдавая мою плоть и жаля каждый дюйм, как электрические провода. Я закрыл глаза, делая глубокие вдохи.

Большой палец — тот, который не был загрязнен прикосновениями Эйлин, — потирал мои зараженные участки кожи.

В мозгу пронеслись образы мертвой, гниющей плоти, прижатой ко мне.

Кровь.

Кожа, сожженная до самых мышц.

— Подожди, Закари, мы придем за тобой.

— Черт, Стэн, этот парень будет в полной заднице. Он ни за что не вернется нормальным после такого.

— Если бы это был я, я бы тоже хотел умереть.

Дрожащей свободной рукой я ударил по ручке крана, пытаясь сделать воду горячее, но она уже достигла максимума.

Вода шипела, обжигая мою кожу до самых костей. Я не отстранился. Не мог.

Не тогда, когда мне нужно было избавиться от ее прикосновений.

Неважно, какой ценой.

Дверь за моей спиной затрещала, покачиваясь на петлях.

— Эй, придурок, ты в порядке? Я видела, как ты бежал.

Конечно, это была она.

Я не мог передохнуть.

Еще один скрежет.

— Эй, эта штука заклинила?

— Свали, — прорычал я.

Но она не ушла.

Не ушла.

Она никогда не следовала инструкциям.

— Что за…? — Ее голос раздался у меня за спиной, но я был слишком глубоко в трансе, чтобы понять, как ей удалось попасть внутрь, несмотря на сломанную дверную ручку. — Господи. Зак.

Вода отключилась.

Я все еще держал глаза закрытыми, а челюсть была каменно-жесткой, чтобы желчь, застрявшая в горле, не выплеснулась на мрамор.

Она обжигала гортань своей кислинкой.

— Ни хрена себе, чувак. У тебя кожа розовая.

Фэрроу.

Она была здесь. Внутри. Прямо рядом со мной.

Мои глаза распахнулись.

Она появилась в фокусе, как отреставрированная картина, знакомая и в то же время новая. Голубые глаза вспыхнули. Полный рот приоткрылся.

Почему ее испачканная униформа горничной выглядела более восхитительно, чем костюм от Burberry?

Серьезно. Когда это Фэрроу Баллантайн стала казаться мне такой умопомрачительно красивой?

Даже сейчас, когда ее волосы завязаны в беспорядочный пучок, а кривая волнистая челка прилипла ко лбу от пота.

— Как ты здесь оказалась? — прорычал я, отгоняя бесполезные мысли. — Дверная ручка сломалась.

— Внешний замок все еще цел. — Она подняла между нами заколку для волос и бросила ее в раковину. Я понял, когда она поняла, в каком состоянии я нахожусь. Она закрыла рот рукой, зрачки бешено забегали по своим глазницам. — Какого черта, Зак? Посмотри на себя.

Фэрроу осмотрела наше окружение, взяла декоративную вазу и с ее помощью отвела меня от раковины, пася меня, как пастух.

Она знает, что ко мне нельзя прикасаться.

Она догадалась об этом.

От мысли, что она знает мой самый темный, самый развратный секрет и уважает его, мой желудок скрутило в тугой узел.

Это было так типично для жизни — поставить меня в такую жестокую ситуацию, чтобы преподать мне еще более жестокий урок.

Спасение приходило из самых неожиданных мест. Иногда оно приходило из религии. Иногда — из прощения. А иногда — от девушки, которую ты, наконец, понял, что на самом деле не ненавидишь.

Фэрроу прижала меня спиной к противоположной стене ванной комнаты.

— У тебя сырая кожа. Сейчас пойдут волдыри. У тебя ожоги третьей степени. Если мы тебя не обработаем, все загноится.

Она вернулась к крану и включила его, установив температуру воды на прохладную, но не холодную.

Пока она ждала, пока температура изменится, она начала швырять открытые шкафы, ища что-то.

— Верхний шкаф слева от тебя. — Я сполз спиной по стене, сел на пол и сжал запястье. — Какой идиот хранит свою аптечку на нижнем уровне?

— Может, тот самый, который добровольно нанес себе ожог третьей степени, потому что ему не нравится, когда к нему прикасаются, но у него не хватает смелости признаться в этом, — огрызнулась она, открывая красно-белую коробку и роясь в ней.

Я попытался сглотнуть и не смог.