«Мое утраченное счастье…». Воспоминания, дневники

Залы ослепляют и качеством, и именами, и яркостью красок; выставленные картины заказываются комитетом наиболее крупным художникам: по одной — на художника. На этой выставке мы имеем 91 шедевр (есть и скульптуры). Конечно, отбор весьма критикуется и, вероятно, справедливо, но уровень, несомненно, очень высок, и зритель смотрит внимательно и с удовольствием. Очень интересен и каталог, который сам по себе является шедевром; каждый художник имеет две страницы: правая — репродукция его картины (или скульптуры), левая — автопортрет пером и рисунок, тоже пером. Это сдобрено статьями крупных литераторов, вернее — болтовней, но болтовней веселой, остроумной, тоже с портретами и рисунками. Даже рекламы в конце каталога сделаны художественно: в каждой — рисунок одного из выставленных художников; бумага прекрасна, и переплет художественный. Я прошел по залам несколько раз, и мне жаль было уходить.[1863]

* * *

25 апреля 1958 г.

Приобрел интересную справочную книгу — «Основные формулы физики», переведенную с английского.[1864] С удовольствием увидел себя в числе использованных авторов и два параграфа, заимствованных из моих работ. В советском издании все это сохранено. Очевидно, мое имя больше не находится под запретом.

Встретил M-me Дембо. Она получила советскую визу и… французский паспорт для выезда и обратного въезда. Счастлива и готовится к отъезду. Я очень рад за нее.[1865]

* * *

27 апреля 1958 г.

В этом году салон Независимых открылся на два месяца раньше, чем в прошлом. И в 1956, и в 1957 годах я давал обещание начинать осмотр с галереи, а в этом снова забыл и, пройдя через 40 зал, почувствовал, что пересыщен — не красотой, а тем, что делается во имя нее. Мое впечатление, как и в прошлом году, — прочность этого салона. Первый раз осматривал его в 1910 году, и тогда газеты были полны возмущенными статьями и требованиями, чтобы власти авторитетно ввели и в этот салон jury[1866] — по образцу тех, которые действуют в других салонах. Городские и казенные здания отказывали в помещениях для салона, и каждый год на набережной Сены строился полотняный барак. История ослиного хвоста (шутка Roland Dorgélès, который должен был бы понимать, чем является этот салон для художественной молодежи) эксплуатировалась вовсю и сейчас еще вспоминается.[1867] Картины Douanier Rousseau,[1868] ныне признанные и стоящие миллионы, возбуждали издевательства, а в «Ruche»,[1869] на чердаках, в подвалах умирали молодые художники. Вот именно для них и предназначена галерея. Залы — для тех, кто уже выставлялся.

Я прошел через 40 зал, не особенно вникая в то, что вижу, останавливаясь там, где стоило остановиться. С точки зрения моего вкуса я видел много картин и скульптуры очень высокого качества, видел много попыток привлечь во что бы то ни стало внимание, и правильно, иначе нельзя в этом мире. Я нашел картины всех знакомых мне художников. Улин выставил два недурных портрета: один из них (автопортрет), по-моему, удачен. С большой радостью увидел два пейзажа Фотинского: значит, несмотря на начинающуюся слепоту, ему удалось выставиться в этом году. Eekman верен себе и по сюжету, и по качеству: он выставил на этот раз только одно полотно. Картина Fougeron трагична и красноречива: на мостовой — трупы алжирок и алжирцев, а на тротуаре видны сапоги, очевидно, парашютистов; по этому поводу «Journal de l’Amateur d’Art»[1870] позволил себе совершенно непристойную выходку. Чистовский выставил nu — непристойно напоминающее труп (тот же болезненный эротизм), а Клестова — снова цветы, до неприличия прилизанные. Кишка выставил не плохой nature-morte. Taslitzky, как всегда, бесцветен. Смешон и наивен, как всегда, «Galéani, artiste de 88 ans, peintre de la paix». Где-то была Блинова, но ее не нашел. Вернулся домой в усталом виде после двух часов хождения по залам.[1871]

* * *

4 июня 1958 г.