«Мое утраченное счастье…». Воспоминания, дневники

Когда Млодзеевский объявил специальный курс по теории функций действительного переменного, велико было наше ликование; мы (Лузин, Фиников, Бюшгенс, Некрасов и я) надеялись иметь блестящее изложение новейших работ — столь же блестящее, как тот курс аналитической геометрии, который дал нам столько удовольствия и пользы. Ничего подобного: курс читался по устарелым немецким учебникам, с большой неуверенностью, хаотично, и лектор явно не владел предметом. Это было тем более удивительно, что все публичные выступления Млодзеевского всегда были чрезвычайно блестящи. Революцию он не понял и ко всем новым веяниям и новым людям относился с большой подозрительностью и предубеждением, но честно, и ни в каких интригах никогда не участвовал.[299]

Из представителей не математического научного мира нужно упомянуть известную экономистку Марию Натановну Смит-Фалькнер. Мы с ней познакомились в Пролеткульте, который, как я упоминал, предложил мне преподавать математику в школе кадров Пролеткульта. Она преподавала там же политическую экономию и кроме того была членом правления. Как-то сразу между нами установились доверие и симпатия. Она жила в Метрополе с дочкой — прелестной девочкой лет одиннадцати-двенадцати; мне часто приходилось к ним заходить, и мы подолгу беседовали. Это была очень умная, очень культурная и очень чуткая женщина. Ты часто шутила по поводу моей дружбы с ней; не думаю, что у тебя могла быть хоть какая-то ревность: оснований, во всяком случае, для этого не было никаких. Мы с Марией Натановной долго обсуждали проект организации Института научной методологии, который должен был подвергнуть пересмотру методы разных наук с точки зрения диалектического материализма. Через некоторое время этот проект осуществился.

С большим удовольствием я встретился со старым товарищем по военной и боевой работе — Николаем Михайловичем Федоровским. Раньше мы знали друг друга по кличкам и понятия не имели, что по научным интересам — коллеги. Мы встретились в коллегии Научно-технического отдела ВСНХ, где в отсутствие председателя, Н. П. Горбунова, замещал его Федоровский. Это был минералог, генетический минералог очень интересного типа, с широкими взглядами и интересными проектами; он преподавал минералогию в Горной академии.

Раз уж я заговорил о Научно-техническом отделе, упомяну инженера Переверзева, с которым мы когда-то встречались в Париже. Во время революции 1905 года он играл большую роль как председатель Союза железнодорожников. Среди членов коллегии был профессор кристаллографии Димитрий Николаевич Артемьев, заведовавший Научным отделом Наркомпроса, — коммунист; о нем еще будет речь впереди. Управляющим делами был очень бойкий инженер Лапиров-Скобло, обладавший хорошей памятью, очень практичный, очень толковый и очень гибкий. Его помощником был пресимпатичнейший инженер Иван Иванович Воронков.

Отдел находился в здании бывшей духовной консистории, что вызывало постоянные шутки. Собрания имели место раз в неделю и были загромождены делами изобретателей. В отдел было влито патентное бюро, широко объявлено о защите изобретателей, о рабочем изобретательстве. Иногда за заседание проходило свыше сорока изобретательских дел, и я все время протестовал, указывая на наши бесчисленные ошибки и большую ответственность. Ни один изобретатель ни мирился с отрицательными отзывами, подавал жалобу в президиум ВСНХ или в Совнарком, откуда приходил приказ пересмотреть дело. Я состоял членом физической комиссии и неожиданно для себя был избран ее вице-председателем[300] в пику П. П. Лазареву, который претендовал на этот пост; мои собственные заслуги были совершенно недостаточны для столь высокой чести. Кстати, раз уж я заговорил о Лазареве, отмечу, что при этой встрече передал ему мою рукопись с решением той задачи, которую он поставил мне летом; рукопись была им затеряна, и разыскать ее не удалось.

Раз в неделю мне приходилось участвовать в заседаниях Государственного ученого совета — вечером по пятницам в помещении бывшего учебного округа у Храма Христа Спасителя. Это было очень интересное и очень важное учреждение в эпоху, когда все старое ломалось, и искались новые пути. Через него проходили все дела, касающиеся высших учебных заведений и научных учреждений, уставы, программы, учебные планы, назначения профессоров и т. д. Председателем его был заместитель народного комиссара просвещения Михаил Николаевич Покровский, которого я хорошо знал по работе в партии и по эмиграции, начиная с 1905 года. В настоящее время принято говорить о нем как о вредителе.[301] Это неверно, и я думаю, что мой голос имеет вес в данном вопросе: никто не сражался с Покровским так упорно, как это делал я; никто не высказал ему столько неприятных истин, как я, и редко кто относился столь отрицательно к его деятельности, и все-таки он не был вредителем.