«Мое утраченное счастье…». Воспоминания, дневники

Я был в октябре делегирован в совещание по подготовке восстания, при Московском Комитете партии, под председательством «т. Евгения» (Кудрявцева). Там я был избран в «тройку» вместе с «Иосифом Георгиевичем» (Урысоном) и рыжим старшим братом известного философа Ильина (кличку забыл)[119]. Оттуда я неоднократно делегировался на межпартийные совещания по боевым и военным вопросам.

Я присутствовал на конференции Московской организации партии, которая решила начать вооруженное восстание[120]. Это было как раз в годовщину моего ранения. И, пройдя весь декабрьский путь, я к концу восстания с остатками дружины очутился на Пресне, при попытке пройти через Горбатый мост был арестован и спасся от расстрела чудом: мне помог неизвестный семеновский солдат и моя собственная решительность.

1906 г. Относительно событий 1906 года Музей революции в Москве устроил ряд вечеров воспоминаний, в которых я участвовал и выступал. В принципе все было стенографировано и должно было послужить основой для опубликования исторических сборников. Я не знаю, последовало ли какое-нибудь исполнение этих решений и обещаний.

Относительно Конференции военных и боевых организаций[121], куда я был делегирован Московским комитетом вместе с тов. Ярославским, я в свое время, по просьбе Ярославского, написал обширные воспоминания, судьба которых мне неизвестна. В 1928 году перед моим отъездом за границу я участвовал в вечере воспоминаний в Музее революции вместе с товарищами Ярославским, Трилиссером, Кадомцевым, Бустремом, Грожаном и многими другими. Это не помешало год спустя Институту Ленина обратиться ко мне с рядом вопросов об этой конференции — вопросов, на которые уже имелись исчерпывающие ответы в печати и рукописных материалах. Ввиду этого я считаю необходимым вкратце рассказать о деятельности боевой организации в 1906 году.

Вернувшись в Москву в середине января, я получил приглашение на совещание по восстановлению боевой организации. Московский комитет поручил руководство этим делом т. Доссеру («Леший» — после 1905 года, «Семен Петрович» — до 1906 года), с которым я уже встречался раньше. Последняя наша встреча была на Пресне. «Леший» собрал всех, кого он считал годными для этой цели. На совещании было выработано положение об организации и распределены функции. В каждый из районов партией должен быть направлен боевик на правах члена комитета района. Его задачи: 1) боевая пропаганда, 2) организация боевых кружков с тем, чтобы провести через них весь партийный актив, 3) организация вооруженных отрядов и обучение их, 4) разведка, 5) техническая подготовка к восстанию.

Другие, принятые нами, решения относились к подсобным организациям: техническое бюро, финансовая группа и т. д. Встал вопрос и относительно «начальника штаба». На эту должность решено было пригласить Михаила Николаевича Покровского, который только что в сборнике о декабрьском восстании опубликовал статью, которая нам всем очень понравилась[122]. «Леший» выразил некоторое сомнение: «Какой он марксист, какой он социал-демократ? Еще недавно он был „освобожденцем“[123]». Ему резонно возразили, что уже два года, как Покровский принадлежит к лекторской и литераторской группе. Меня попросили побывать у него и передать ему приглашение.

Затем были распределены обязанности: в три «центральных» района (центральный городской, типографский и городских предприятий) — тов. Заломов, тот самый, «Павел» из романа Горького «Мать». Я с ним встречался уже в течение двух месяцев подготовки к восстанию: сначала он ведал одним из районов, а потом был направлен в бомбистскую технику. «Евгений», представляя нам его, упомянул, что он носит историческое имя, на что Заломов чрезвычайно рассердился. Чтобы не возвращаться к нему, скажу, что в это время он был уже очень утомлен жизнью, имел больные нервы, был чрезвычайно подозрителен. Каждого нового товарища он подозревал в провокации. Этой участи подвергся мой помощник — тов. Егор, с честью проработавший в партии до конца жизни, и в этом случае Заломов признал свою ошибку. Но был другой случай: Заломов обвинил в провокации секретаря МК тов. «Виктора», и несколько лет спустя дело разбиралось в Париже в межпартийном суде, и «Виктор» был оправдан. В нашей среде Заломов пробыл недолго: через несколько недель он заявил об уходе по причине здоровья и семейных затруднений[124]. Своего преемника он выбрал чрезвычайно хорошо: это был студент-путеец Фельдман.