«Мое утраченное счастье…». Воспоминания, дневники

В этих условиях у нашей организации начались разногласия с МК. Я не имею и сейчас моральной возможности точно рассказать, в чем [было] дело: и МК, и нам хотелось вещей, в общем тех же самых, но не осуществимых… Мы не в состоянии были заставить откалывавшиеся группы вернуться на партийный путь. МК, в лице некоторых его представителей, воображал, что мы хитрим. К этому присоединялись прямые интриги «Василия». Так продолжалось до Таммерфорской конференции военных и боевых организаций.

Эта конференция, собранная вопреки меньшевистскому ЦК, имела место в ноябре 1906 года. Ее протоколы были изданы тогда же[131] и много раз переизданы[132]. Московский комитет послал на конференцию делегацию из Ярославского, меня и «Василия», однако «Василий» не прибыл. Помимо мандата от МК я представлял еще Московскую боевую организацию[133], а тов. «Емельян» (Ярославский) — военную. На конференции, за исключением представителя Южного технического бюро Альбина, все были большевики, однако единогласия не было: расходились два течения по вопросу о том, кто, выражаясь грубо, должен командовать во время острых выступлений: военно-боевые центры или общепролетарские организации. Большинство (и в том числе я) оказалось за партийное решение этого вопроса, и Ленин в своей статье о конференции вполне нас одобрил[134].

Конференция избрала Временное бюро военных и боевых организаций из пяти человек: «Николай Иванович» (Лалаянц, организатор и председатель конференции), Ярославский, я, представитель Рижской организации «Петр II»[135] и — по рекомендации Любича[136], который был неофициальным представителем Большевистского центра, — партийный литератор Б. Авилов, приват-доцент Петербургского университета. Среди участников конференции упомяну:

Воронежская военная организация — тов. «Алиев» (псевдоним не раскрыт);

Казанская в[оенная] о[рганизация] — тов. «Кузьма», из казаков;

Кронштадтская в[оенная] о[рганизация] — тов. Бустрем[137];

Калужская в[оенная] о[рганизация] — тов. «Ольга» (я встречал ее на вечерах воспоминаний);

Либавская в[оенная] о[рганизация] —?[138];

Московская в[оенная] о[рганизация] — Ярославский[139];

Нижегородская в[оенная] о[рганизация] — «Гладков»[140] (псевдоним не раскрыт);

Петербургская в[оенная] о[рганизация] — Лалаянц;

Рижская в[оенная] о[рганизация] — «Петр II»[141];

Севастопольская в[оенная] о[рганизация] — Викторов (может быть — Бустрем[142]; тогда Викторов от Кронштадта);

Финляндская в[оенная] о[рганизация] — Трилиссер;

Московская б[оевая] о[рганизация] — я;

Петербургская б[оевая] о[рганизация] —?[143];

Саратовская б[оевая] о[рганизация] — Степинский[144] (я сильно подозреваю, что это был В. Р. Менжинский);

Уральская [боевая организация] — «Петр I»[145] (Кадомцев);

Уральская [боевая организация] — Кадомцев младший[146];

Финляндская рев[олюционная] с[оциал] — д[емократия] — тов. Лаукки;

от Петербургского комитета — тов. Землячка;

докладчики:[147] «Григорий Иванович» (Гиммер), Лядов, «Победов» (Урысон), Волков (я встречал его на вечерах воспоминаний);

гостья — тов. «Ида» из Ревеля.

Вернувшись в Москву, я нашел, что в мое отсутствие была перестроена Боевая организация: на ее месте было образовано Военно-техническое бюро во главе с «Василием». В бюро были введены некоторые члены из старой организации — я, Виноградов (известный инженер, изобретатель и боевик) — и много новых членов. Работа была построена по принципу — делать наоборот тому, что делала старая организация, и, во всяком случае, говорить наоборот, если даже делалось то же самое. У меня не было ни времени, ни охоты, ни возможности заниматься этой полемикой: мои новые обязанности налагали на меня многочисленные поездки на места и особенно в Петербург, где раз в неделю Бюро собиралось.

Нужно сказать, что в своем первом составе Временное бюро не собиралось ни разу. Почти сейчас же после конца конференции произошел колоссальный провал Петербургской военной организации, и мы потеряли «Николая Ивановича». «Петр II»[148] из Риги не отвечал и не появлялся. Для их замещения нам пришлось кооптировать Трилиссера и Урысона. Авилов попросил его не вызывать на собрания и каждый раз, как нужно, направлять к нему одного (и только одного) члена Временного бюро. Эти функции лежали на Ярославском и на мне.

1907 г. Так прошло время до апреля. На Пасху я поехал на несколько дней в Смоленск к родителям. Долго побыть мне не пришлось: из экстренного письма секретаря организации я узнал, что Ярославский выехал на Лондонский съезд партии[149] и я должен его заместить во время его отсутствия.

Я немедленно выехал в Петербург, где ожидал найти знакомую мне секретаршу Временного бюро Лизу Шнеерсон, но передо мной оказался незнакомый мне человек, довольно молодой, недурной собой, поляк, очень антипатичный. Он сообщил мне, что его фамилия — Лодзя-Бродский, что он родом из польской революционной семьи и что тов. Лиза, уезжая и торопясь, передала ему секретарство и все дела. Я спросил, с чьего согласия. Он не знал.