«Мое утраченное счастье…». Воспоминания, дневники

Надеяться на не назначенного Blanc было невозможно, и таким образом вся работа сваливалась на Pacaud и на тебя, а между тем в предыдущие годы на практических работах бывало четыре наблюдателя-руководителя, а не два. Тут уже, при всей твоей деликатности, ты запротестовала. Тебе как иностранке все время платили гроши, и в данном случае за эти гроши предстояло еще нагрузиться работой человека, который будет спокойно сдавать свои экзамены, получая в течение года крупный, по сравнению с твоим заработком, оклад. Вопрос, после долгого раздумья, разрешился тем, что в течение семестра ты будешь получать ассистентский оклад. Я был против, потому что твое сердце требовало отдыха, и только что закончилась Série technique, где на тебе лежало руководство практическими работами — обуза не малая и очень утомительная[1388].

Итак, с начала марта у тебя начались практические занятия со студентами — нагрузка не малая: два дня в неделю — четверг и пятница, не считая всей подготовки материала и твоих обычных занятий. К этому, как всегда, прибавился долг вежливости — слушание лекций «патрона» Пренана: он перечитывал один из курсов, которые за 4–5 лет образуют полный цикл зоологии и сравнительной анатомии позвоночных.

Для студентов данного года обязателен только курс, который читается в этом году. Таким образом, студент заканчивает свое зоологическое образование, зная лишь пятую часть программы. В этом огромный недостаток французской системы, который профессора прекрасно видят и понимают, но поделать ничего не могут. Так как великие открытия бывают редко, то курс данного года только мелочами отличается от того, чем он был пять лет назад. Зато эти мелочи студент должен знать хорошо, потому что есть шансы (и значительные), что тема для письменного экзамена будет взята именно отсюда, и это — тоже недостаток системы, вернее — традиции. Ловкачи умело пользуются им, и профессора опять-таки хорошо знают это, но… надо же показать, что преподавание в Сорбонне из года в год обновляется.

В конце февраля и начале марта мы много ездили в Vaucresson из-за заказа костюмов для меня и Пренана и на обратном пути всегда делали крюк в Garches к Ивану Ивановичу[1389].

На предыдущих страницах я много говорил о Pacaud, о его кандидатуре на должность chef des travaux. Мне приходится возобновить свои записи после получения крайне грустного известия о его самоубийстве, совершенно бессмысленном и непонятном: в октябре должно было состояться его назначение на maîtrise de conférences в Тулузский университет. Это была мечта его жизни, и это назначение открывало для него путь к профессуре и полной самостоятельности. Об этом он мечтал, еще когда был способным учеником в деревенской школе в своей родной деревне Neuvy-Saint-Sépulchre[1390]. Получив стипендию в учительскую семинарию (École Normale Primaire) и с успехом ее окончив, он сделался народным учителем и, как это водится, секретарем мэрии. Для него это было большой удачей еще из-за состояния здоровья: подлинный крестьянин из-под сохи, он всегда отличался большой хилостью и неспособностью к физическому труду. Сколько лет он пробыл учителем, я не знаю; моя память подает мне без особенной уверенности цифру 8 или 10. Умер он 46 лет, значит, родился в 1906 году, начал учительствовать около 1924–26 года, попал в университет в Poitier, скажем, в 1932 году. Этот маленький и захудалый университет является на деле очень хорошей школой. Лаборатории маленькие, но, так как студентов немного, они работают под серьезным наблюдением, чего о Париже не скажешь.

Свои дипломы Pacaud получил быстро и успешно, и ему удалось сейчас же попасть в Париж в качестве ассистента к профессору экспериментальной биологии Rabaud. Тут я с ним и познакомился в конце 1934 или начале 1935 года: мне приходилось часто видеться с Rabaud по вопросу моей «Математической биологии». Я помню Pacaud как очень скромного и милого молодого человека, который мне сразу очень понравился. А положение его у Rabaud было трудное: тот славился тяжелым характером, подозрительностью, злым языком. Вдобавок он находился под скверным влиянием своей ассистентки M-lle Verrier, злой сплетницы, интриганки. Она систематически отравляла существование Pacaud, и он все время трепетал, что «патрон» его выгонит. В ту эпоху ты работала в лаборатории зоологии у профессора Pérez, который тоже отличался скверным характером, но куда же ему было до Rabaud! Каждый раз после моего визита к Rabaud я заходил к тебе, и то, что я узнавал о Pacaud от тебя, усиливало мою симпатию к нему.