«Мое утраченное счастье…». Воспоминания, дневники

Письмо от Гумбеля, очень печальное и очень характерное для него. Жена, которую мы знали, умерла от рака почти год тому назад, и письмо его отражает состояние, мне хорошо известное. Они были вместе 27 лет, и для него, как пишет Гумбель, она была верным, мужественным и прекрасным спутником жизни, как и ты для меня. И так оно действительно было; я помню их вместе, и таково наше впечатление. Он говорит, что жена терпела страдания со сверхчеловеческим мужеством, как ты, мое сердце. Мысли его обращаются к ней в каждый момент, как мои к тебе к концу четвертого года нашей разлуки. Маленький Гарольд, их сын (мы его тоже видели), — теперь инженер авиации, работает в Калифорнии для американского отечества. Положение Гумбеля, как он пишет, часто бывало материально невыносимым, и сейчас оно неустойчиво. Он работает в университете Колумбия в Нью-Йорке, не занимая, по-видимому, высокого места, и, может быть, именно этим объясняется его стремление обратно в Германию и, к его конфузу, в Западную Германию. Прошедшим летом он получил приглашение на летний семинар в «свободный» университет в Берлине, иначе говоря — в Тризонию[1687]…[1688]

* * *

20 октября 1953 г.

После завтрака, прочитав рецензию в «Фигаро», отправился смотреть «Юлия Цезаря», американский фильм по Шекспиру[1689]. Пьесу я когда-то видел в Художественном театре, и не только видел, а в качестве статиста — римского гражданина № 14 — участвовал в уличных сценах (сидел на крыше дома) и — сенатора №? — в убийстве Цезаря. В каком это было году? 1902? 1903?[1690] Я жил в студенческом общежитии на Малой Грузинской и выиграл талон на эту работу. Москва была полна разговорами о спектаклях (не из-за меня), и все с восхищением говорили об огромной археологической работе, выполненной для этой постановки, об участии ученых-«романистов», русских и итальянских. Ушатом холодной воды была рецензия проф. Ф. Ф. Зелинского, насчитавшего свыше 150 грубых ошибок. Что бы он ни говорил, постановка была замечательной. И сколько бы ему пришлось насчитать ошибок в этом американском фильме?[1691]

* * *

22 октября 1953 г.

После визита к Каплану смотрел, наконец, вторую часть «Петра Великого»[1692]. Первую мы с тобой видели, и она нам очень понравилась; это было перед войной. Вторая часть так и не добралась до Парижа, и сравнительно недавно ее стали выпускать в клубных просмотрах. После выхода в коммерческую сеть мне как-то не удавалось посмотреть, и только сегодня я добрался до нее. Что же сказать? Мне кажется, что она значительно слабее первой. И, кроме того, меня всегда шокируют вопли без удержу о наших победах. В первой части их было гораздо меньше: совершенно естественно, потому что до Полтавы мы знали очень много неудач. Вторая часть именно и открывается Полтавским боем и содержит еще битву при Гангуте. Как будто победные крики уместны, а все-таки в их обилии есть что-то неприятное, особенно после победоносной войны, неприятное и опасное: этот тон — «шапками закидаем» — может дать очень тяжелое поражение. И притом истерика на тему «русская сила», «русская мощь» и т. д. как-то не вяжется с коммунизмом[1693].

* * *

9 ноября 1953 г.

Вчера я с большим любопытством сидел в Salle Pleyel, наблюдая публику, которая заполняла его, и вспоминал, как 8 ноября 1947 года мы с тобой находились около Palais de Chaillot в огромной толпе, которая росла и росла и с открытием дверей сразу заполнила и переполнила огромный зал. В этой толпе две трети принадлежали тем, которые больше не ходят на эти годовщины. Вчера русских было сравнительно мало, по крайней мере — вокруг меня; «сочувствующих», обывателей левого толка, — тоже мало; кругом меня были активные члены французской [коммунистической] партии.

Знакомых не было никого: издали заметил Анну Васильевну Фролову (она меня тоже заметила); ее супруга около нее не было, из чего я вывел, что он будет на эстраде; так оно и оказалось. Видел еще издали Francis Cohen с женой, но не подходил к ним: слишком их лысенкизм противен. Как и полагается, занавес поднялся с опозданием. На сцене сидел почетный президиум, в том числе и советский посол Виноградов. Начались речи: генерал Petit, профессор Weill-Hallé, Fernand Grenier, Alain Le Léap (ему особенно много аплодировали) и т. д. и, наконец, короткое приветствие произнес Виноградов — произнес с отвратительным акцентом, язык у него заплетался. Это уже недопустимо. Неужели в такое важное место, как Париж, нельзя найти грамотного посла? После него — короткий перерыв и фильм «Адмирал Ушаков»[1694].