Мое жестокое счастье, или Принцессы тоже плачут

– Прекрати! Мне не нужен весь мир! И в инвалидном кресле люди продолжают жить, причем не имея сотой части того, что имеешь ты! Главное, мозгами не стать инвалидом, а остальное – мелочи. Есть люди, которые рождаются эмоционально больными, не имея физических недостатков, понимаешь? Все у них работает – руки, ноги, а психология – инвалидная. А есть те, кого физическая неполноценность не сломала, а сделала только сильнее, – горячо доказывала Алена, и Григорий удивлялся – откуда в ней столько уверенности? – Помнишь, мы с тобой смотрели как-то передачу про то, как парень на инвалидном кресле в горы поднялся?

– А что? Может, и мне на Эверест рвануть? – задумчиво протянул он, и Алена хотела было возразить, но вовремя заметила лукавую усмешку:

– Гриша, это совершенно не смешно! Я же не к тому тебе говорю…

– Да понял я все, красотуля, не дурак. Но мне так тяжело не иметь возможности самостоятельно встать и пойти туда, куда я хочу…

– Гриша, я всегда буду рядом, и тебе не придется быть одному.

Усмешка пропала куда-то, а глаза Григория стали холодными и чужими:

– Вот это меня и беспокоит. Я постоянно чувствую вину, что ты сидишь возле меня. И дальше будет только хуже.

Он вцепился в подлокотники кресла так, что побелели пальцы. Алена села на пол рядом с ним, прижалась лицом к руке и проговорила:

– Я тебя очень прошу – не заговаривай больше на эту тему. Разве мне в тягость быть с тобой? Если бы не ты – где я была бы?

Тяжелая рука мужа легла на ее затылок, и Алена замолчала. Они так и сидели до тех пор, пока в комнату не пришел сын. Увидев ребенка, Григорий скривился – так бывало всякий раз, когда Ванька оказывался рядом. Грач вспоминал второго сына, которого не удалось спасти, и настроение у него неизменно портилось. Алена замечала перемену в лице мужа и недоумевала – сколько можно терзать себя? Она тоже помнила о втором ребенке, о Павлике, но ведь нельзя постоянно казниться из-за его гибели… Ведь от Григория в тот момент уже ничего не зависело, Павлик просто задохнулся под одеялом в машине похитителей, и никто не мог помочь – ни Гришка, ни Алена. А Ванечка, словно чувствуя отцовскую холодность, старался изо всех сил обратить на себя его внимание, нес книжки и игрушки, пытался залезть на колени. Алена постоянно была начеку, боялась, что Григорий не сдержится, сорвется и испугает сына, но Грачев все же умел держать себя в руках, терпеливо возился с мальчиком, хотя по лицу жена видела, насколько трудно ему это дается.

– Ванечка, пойдем к бабе Нине, – встрепенулась она сейчас, вставая с пола, но Григорий ухватил ее за подол домашнего платья:

– Нет, принеси нам книжку, мы почитаем.

– Гриша…

– Не возражай! – чуть повысил он голос, и Алена пошла в детскую.

Вернувшись, она увидела, что сын сидит у Грачева на коленях и пытается забрать у того с ладони маленький теннисный шарик. Но всякий раз, едва мальчик дотягивался до шарика, Григорий сжимал пальцы, а Ванька сердито вопил.

– Что, не можешь? – посмеиваясь, спрашивал отец. – А ты пробуй, ты должен все уметь, ты Грачев, должен быть сильным. Мне не на кого больше надеяться, Ванька, только на тебя… Вот вырастешь, выучишься и будешь вместо меня конторой нашей заправлять…

Ванюшка слушал, открыв рот, но ничего, разумеется, не понимал. Зато поняла Алена.

Все бразды правления турфирмой, да и всем прочим имуществом Григория, сейчас перешли к Марату Лозовскому, его заместителю и третьему компаньону, тоже другу их с Мазеем детства. Гришка, прекрасно знавший о жадности и непомерном честолюбии Лозовского, вполне справедливо опасался, что тот может совсем вывести его из дела. Разумеется, Марат клялся и божился, что Грачев ему роднее брата, но бизнес и деньги развалили не одну дружбу, даже такую крепкую и замешанную на крови.

Другого выхода не было – после устроенной в тихом дачном поселке бойни Грачеву едва не пришлось оказаться на тюремных нарах, и только вмешательство адвокатов и то, что один из охранников добровольно взял все на себя, помогло Григорию остаться на свободе. Алена сильно испугалась за судьбу мужа – как ему, больному и беспомощному, придется выживать в тюрьме, однако Мазей сразу уверенно пообещал ей, что ничего не будет.

– Мишаня все один потянул, отсидит, выйдет, дело молодое. А мы пока мать поддержим, не оставим, да и на зоне ему помощь будет. Грихе на кичу нельзя – он здесь нужен.

Эта новая сторона бизнеса мужа стала для Алены еще одним открытием. Оказывается, фраза «Закон что дышло…» жива и прекрасно действует до сих пор.

Они с Мазеем были на суде. Мишке стараниями адвокатов дали что-то около семи лет, и, когда его мать забилась в истерике после оглашения приговора, Ванька подошел к ней, обнял за плечи и что-то зашептал на ухо. Женщина мелко кивала головой, прижимая ко рту носовой платок, а сама все смотрела не на Михаила, сидящего в клетке, а на Алену, замершую на скамье. В глазах было такое горе, что у Алены сжалось сердце. Какими деньгами можно заслужить у матери прощение за поломанную жизнь сына?..