Моей надежды серебро

Маги отогнали ядовитое облако от Соркликлесса, однако в воздухе продолжал ощущаться аромат, отдаленно напоминавший запах раскаленного металла. Подозреваю, что эльфы его не чувствовали, но для носов амимаров след был слишком явным. Чихая, я отправилась вдоль шатров, поочередно заглядывая в каждый из них. Состояние пациентов определялось сразу – по цвету кожи: чем бледнее, тем хуже было несчастному.

В одном из последних шатров этой линии я обнаружила занятой только одну кровать. Хрипов с нее не доносилось, лишь прерывистое, свистящее дыхание. Более не колеблясь, я зашла внутрь и остановилась рядом с больной – древней старухой, чей цвет лица подсказал мне, что даже Боги вряд ли спасут ее. Почувствовав движение рядом, она беспокойно зашевелилась и уставилась в пустоту страшными бельмами слепых глаз.

– Наконец-то вы пришли, – с трудом произнесла она, – а то я думала, уйду без обряда!

Я хотела было возразить, что она перепутала меня со священнослужителем, но она протянула в мою сторону дрожащую руку, покрытую тонкой кожей в старческих пятнах. Мне ничего не оставалось, как осторожно сжать ее пальцы. Неожиданно старуха с силой дернула меня вниз, вынуждая встать на колени рядом с кроватью, и заговорила, задыхаясь:

– Ни о чем не жалею, лишь об одном! Наклонитесь ниже, темнейший!

Меня охватила паника. Несчастная собиралась открыть одну из тех тайн, что возможно озвучить лишь на смертном одре, оставляя прах – праху. Могла ли я?..

Уже знакомая пелена заволокла зрение. Спустя мгновение я очнулась в богато обставленной комнате. Детская колыбель, подвешенная по обычаю дроу к потолку, слегка покачивалась. Оттуда доносилось смешное гуканье и мяканье – детки обычно издают звуки, похожие на котячьи, независимо от мира, в котором обитают, будь то Сумеречный Кроттон, Рассветный Лисс или Нижний Вартейл. Рядом на стуле сидела, закрыв лицо руками, немолодая дроу. Вдруг она встрепенулась – сквозь открытое окно донесся пересвист дрозда. Каждое движение давалось ей через силу: женщина медленно отняла руки от лица, встала и, склонившись над колыбелью, достала дитя в богато расшитой пеленке. Накрыла его полой своего плаща и пошла к выходу. На пороге оглянулась – мука, сомнение, страх и решимость странным образом сочетались в ее глазах, тогда еще бывших зрячими.

Я тенью последовала за ней, не чувствуя ни собственной ипостаси, ни пола под лапами, ни запахов. Неприятное ощущение – словно стала призраком, легко проходящим сквозь двери, несомым одним из сквозняков, которые наполняли этот большой дом.

Эльфийка вышла в сад – в ночном воздухе одуряюще пахло цветущим яблоневым цветом. Высокая фигура в плаще с капюшоном на миг выступила из-за ствола и скрылась.

– Ты принес дитя? – дрожащим голосом спросила женщина, прижав к себе младенца с такой силой, что тот недовольно закряхтел.

– Давай девочку сюда, – ответил голос из-за дерева.

– Сначала деньги! – воскликнула она.

Полновесный кошель глухо звякнул о землю.

Женщина, развернув ткань, вытащила ребенка, передала незнакомцу и приняла от него другого. Укутала в пеленку. Золотое шитье сверкнуло на мгновенье в лунном свете – родовые знаки клана, показавшиеся мне знакомыми.

– Что с ней будет? – спросила она, подобрав кошель, тяжесть которого придала ее голосу уверенности.

– Пристрою в хороший сиротский дом или добрую семью, – отвечал незнакомец. – И ты помнишь, что…

– Я помню, что умру, если проговорюсь, – перебила та. – Не пугай меня, мой лорд. Если бы не возможность спасти мужа, я бы никогда не согласилась на это, но свое слово я держу!

– Ей будет хорошо, обещаю! – серьезно сказал собеседник. – А теперь иди, пока… Тиниэль не проснулась!

Прижав к себе дитя, эльфийка вгляделась в ее лицо.

– Хорошо, что все младенцы похожи! – пробормотала она и, резко развернувшись, пошла прочь.

А я неожиданно обнаружила себя стоящей на коленях у постели умирающей старухи.

– Я все думаю, – свистящим шепотом произнесла она, – а что, если он обманул меня? Что если он убил девочку? И тогда я – тоже убийца, убийца вдвойне, ибо детская душа невинна! Темнейший, я раскаиваюсь в том, что сделала! Я… боюсь….

Она захрипела, выгнулась дугой в последней судороге и опала на кровати мешком тряпья. Что мне оставалось делать, кроме как закрыть ей веки и, приняв кошачью ипостась, незаметно выскользнуть из шатра? Прокравшись в соседний, я прыгнула в изголовье какого-то молодого дроу, который дышал с присвистом, и запела ему, думая об услышанном.

Поместье Тот, ну надо же! Сметаной оно, что ли намазано, что я все время натыкаюсь на сведения о нем в своем расследовании? Не удивлюсь, если пресловутая Ольга тоже окажется там! Последняя мысль была столь же неожиданной, сколь и идиотской, и даже повысила мне настроение, изгнав неприятный осадок, оставшийся после прикосновения к чужой грязной тайне.