Мог ли Николай II не отречься 2 марта 1917 года?

• принятие решительных мер к прекращению террора и восстановлению порядка в 1905–1907 гг.;

• постоянная поддержка деятельности и реформ П. А. Столыпина, вопреки сопротивлению Думы и лидеров оппозиции (не все знают, кстати, что царь не принял его отставку в марте 1911 г);

• устранение в 1912 году угрозы возникновения европейской войны, вопреки позиции «ястребов» в правительстве и в ближайшем окружении;

• личная заслуга в деле борьбы с алкоголизмом и искоренения пьянства – «сухой закон» 1914 года, вопреки мнению скептиков (в том числе премьера В. Н. Коковцева), давший прекрасные результаты и не подорвавший бюджет страны;

• принятие на себя Верховного командования (август 1915) в условиях военной катастрофы весны-лета 1915 года – вопреки всеобщему мнению и неоправданным опасениям (в том числе почти всего ближайшего окружения), и быстрое восстановление военного положения, преодоление «снарядного голода», быстрое улучшение положения на всех фронтах.

Известно высказывание относительно свободного в 1927 году советского журналиста Михаила Кольцова о Николае Втором. Цитирую по [Мультатули П.В. Господь да благословит решение моё. – СПб, 2002]:

"Кольцов был тогда в стане победителей, тех, кто истреблял Романовых «как класс», кто всячески клеветал и унижал память последнего Царя. Тем более для нас интересен тот неожиданный вывод Кольцова, когда он пишет о Николае II: «Где тряпка? Где сосулька? Где слабовольное ничтожество? В перепуганной толпе защитников трона мы видим только одного верного себе человека – самого Николая. Нет сомнения, единственным человеком, пытавшимся упорствовать в сохранении монархического режима, был сам монарх. Спасал, отстаивал Царя один Царь. Не он погубил, его погубили". [Мультатули, глава 6, с.528]

Конечно, в целом текст Кольцова саркастический, но, как видно, силу воли царя он не отрицал. Насчет «перепуганной толпы защитников трона» Кольцов все же передергивает: 1—2 марта никто из верной Присяге свиты государя в поезде еще не был испуган – просто они ничего не могли предпринять без его приказа, а он уже понимал, что ни к чему, кроме кровопролития, это не приведет. Вот отрывок из воспоминаний одного из современников событий тех дней (генерал-майор С.Ф. Позднышев в эмиграции собирал сведения и свидетельства участников событий 1-2 марта в Поскове ):

"2 марта. Прибытие из Петрограда Гучкова и Шульгина:

На Гучкова с ненавистью смотрел стоявший у дверей молодой офицер лейб-гвардии Московского полка. Вот он схватил шашку, может, сейчас блеснет сталь. Государь заметил движение руки, быстро сказал: «Соловьев, успокойся, выйди в соседнее помещение. Я не хочу ничьей крови» ".

[Позднышев С. Д. Распни Его. Париж: 1952]

Уже через несколько дней после отречения до некоторых участников заговора и близких к ним соратников начала доходить катастрофическая суть того, что они совершили. Генерал В.И. Гурко, который с ноября 1916 по середину февраля 1917 исполнял обязанности Начальника штаба Верховного главнокомандующего (член Военной ложи Гучкова, не принимавший непосредственного участия в заговоре на его последнем этапе) написал фактически покаянное письмо Николаю уже через два дня после отречения. Вот начало этого письма: