Могила Бешеного

Ответного хода со стороны Бешеного он не боялся, тот был слишком потрясен случившимся, чтобы что-то предпринять. Да отрядным пидорам было дано задание проследить за своей новой товаркой, чтоб не натворила чего лишнего. Коростылев думал о воле. За несколько месяцев за решеткой он настолько свыкся со своей ролью заключенного, что перенял образ мышления зеков и теперь, даже в мыслях, называл окончание задания откидоном. Прошла утренняя проверка. Говорков, как опущенный, во всех смыслах этого слова стоял вместе с "девками" чуть поодаль от отряда. От его былого лоска не осталось и следа. А когда он, по старой привычке, попытался после построения уйти в секцию, к нему подбежал Романыч и тычками погнал вместе со всеми, приговаривая:

- Чо, самый блатной? Давай, давай! Топай! Тебя на промке опилки ждут!

Увидев такое унижение одного из авторитетов зоны, к бугру чинно подошли двое блатных. Сперва они держались очень агрессивно, но, после нескольких слов Романыча, утихомирились и так же не спеша пошли обратно, переговариваясь на ходу и удивленно покачивая головами. Краем глаза Тихон наблюдал за этой сценой. Он не слышал разговора, но, по реакции блатных, понял, что вступаться за Бешеного не будут. Если уж отпидорасили - это навсегда.

Позавтракав, Коростылев вышел из столовой и стал свидетелем заноса Говоркова на промзону. Его глаз заплывал от свежего синяка, а двое пидоров держали Савелия за руки, чтоб не убежал. Говорков поджал ноги, и его приходилось почти что нести. Романыч отстранил пидоров и дал Бешеному импульс, впаяв ногой по заднице так, что бывший блатной влетел на рабочую зону.

Не какое-то мгновение Тихону даже стало жалко Бешеного, но тут же перед глазами появилось лицо умирающего Китайца, и Коростылев, поморщился, отгоняя сочувствие к убийце.

В секции Тихона уже поджидал завхоз. Он напомнил Коростылеву, что надо сдать матрас. Скатав постель, Карась отнес её к кастеляну зоны. Бегунок уже был подписан и проштемпелеван во всех графах, баул собран, и оставались лишь томительные часы до официального освобождения. Ровно в десять по лагерному радио прозвучало объявление:

- Осужденным Карпову и Шарафутдинову явиться с вещами на вахту!

Попрощавшись с завхозом, Тихон прихватил мешок и быстрым шагом пошел освобождаться. Расписавшись за справку и вольные вещи, Коростылев без потерь прошел последний шмон и вышел за железную дверь зоны. На пятачке перед воротами стояла черная "Волга". Увидев Тихона, её водитель вышел и призывно замахал рукой. Коростылев узнал одного из своих сотрудников, лейтенанта Проховщикова Андрея Тарасовича, молодого парня, недавно начавшего работать в органах госбезопасности. Кинув баул в багажник, Тихон устроился на переднем сидении, и Проховщиков лихо газанул. - Можно поздравить? - После приветствий спросил лейтенант. - Можно. - Устало ответил Тихон. Лишь сев в машину, он понял до чего же его вымотало пребывание в лагерях и тюрьмах. Коростылев не таясь зевнул:

- Андрей, останови-ка. Я на задней полке посплю... Проснувшись около четырех, Коростылев вновь перебрался вперед. Вскоре показался какой-то мелкий городок, и Проховщиков притормозил около столовой. Никогда ещё полуразбавленный кислый борщ и котлета со слипшейся в один комок вермишелью не казались Тихону такими вкусными. Он проглотил все это не разжевывая, как привык за несколько месяцев в лагерях и подсознательно все ждал окрика:

- Отряд, завязывай жрать! Встали! Пошли! Но никто не орал, вокруг были живые женщины в цветастых платьях. Впрочем, на самом деле, одежды их были достаточно тусклы, но для человека, который несколько месяцев подряд видел лишь вариации серого и зеленого, они казались верхом разноцветности. Лишь после столовки Тихон действительно осознал, что он на воле. А впереди ждет работа... Справа и слева трассы тянулись ряды берез. В проносящихся мимо деревнях бабки ведрами торговали яблоками, картошкой, огурцами, длинными георгинами. Все было как всегда. Ничего не изменилось. И пусть была объявлена Перестройка, и через десять лет так же будут стоять бабы по обочинам, предлагая плоды крестьянских трудов. Проезжая мимо этого разнообразия и свежатинки Тихон едва сдерживался, чтобы не остановить Проховщикова, не выйти и взяв сочный свежий, ещё в острых пупырышках, огурец, не захрустеть им, вгрызаясь в зеленую мякоть с мелкими, проскальзывающими меж зубов семечками. Пытаясь отвлечься ото всего заоконного изобилия, Коростылев повернулся к лейтенанту:

- Что нового в отделе?

- Да почти ничего. - Ответил Андрей Тарасович:

- Кабан, как обычно, рвет и мечет. Кабаном сотрудники звали своего начальника, подполковника Пятерикова Николая Ивановича. - И что теперь вызывает его гнев?

- Да, пустяки, - Поморщился лейтенант: