Могила Таме-Тунга

Он был высок, строен, хорошо сложен. Правильные черты лица с выразительно горящими, проницательными глазами, светлый цвет кожи делали его похожим на сильно загорелого европейца. Принадлежность к аборигенам южноамериканских лесов выдавали его одеяние, состоявшее из коротких кожаных штанов с тесемчатой бахромой, оружие — копье и татуировка синей и красной тушью в виде цветка монстеры чуть выше локтя…

Индеец знаком предложил удивленным людям следовать за ним.

Через несколько дней он вывел отряд к главному руслу реки Топажос и там так же таинственно исчез, как и появился.

Все эти дни проводник хранил молчание и лишь когда надо было указать направление или же предупредить об опасности, он бросал два-три слова.

Суеверные носильщики со страхом смотрели на проводника, стараясь держаться от него подальше. Профессор пытался было заговаривать с ним, но индеец молчал.

Что это за человек, Грасильяму так и не мог узнать, но в одном он почему-то был уверен: таинственный незнакомец стремился увести экспедицию подальше от истоков Телис-Пириса. Почему?

Какое-то время профессор Грасильяму внимательно разглядывал полулежавшего перед ним человека.

— Что же вам угодно, сеньор Мартино? — наконец спросил он.

— Я знаю, профессор, вы всю жизнь отдали раскрытию тайны племени лакори, но вам не всегда сопутствовали удачи…

— Напрасно вы считаете меня каким-то неудачником, — вдруг ощетинился Грасильяму.

— Знайте, сеньор, я самый счастливый человек на земле. Гипотеза профессора Грасильяму, увидите, восторжествует!

— Мне кажется, — пытался слабо улыбнуться Мартино, — для полноты вашего счастья не хватает пустяка: увидеть своими глазами живого лакорийца. Правда?

Грасильяму встрепенулся, насторожился: не насмехается ли над ним Мартино.

— У вас есть основания утверждать, что лакорийцы до сих пор сохранились?

— Самые веские, но дело не в этом.

— Черт возьми! — не выдержал профессор. — Как не в этом? Что же может быть важнее!

— Вы, кажется, хорошо знакомы с профессором Гароди, директором Национального музея? — невозмутимо спросил Мартино.

— Да, он — мой друг!

— В таком случае, вы слышали, что на него было совершено покушение? Я знаю человека, который совершил это покушение.

На лбу профессора проступила испарина.

— Почему же вы не заявили в полицию?

— Это исключается.

— Я вас не понимаю…

Мартино, не обращая внимания на волнение профессора, тем же спокойным голосом продолжал:

— Известно ли вам, профессор, что в день покушения на сеньора Гароди у него находилась одна вещь…

— Какая вещь?

— Так вот, запомните: это и есть самое важное. Сеньору Гароди эта вещь едва ли не стоила жизни и причинит еще немало бед, если все мы будем поступать, как…

Арари и Лакури. Вы меня поняли, профессор?

— Послушайте, Могуена, Мартино, или… как вас лучше называть? Вам не надоело ломать мне голову всякими загадками? Я, кажется, был достаточно терпелив…

Мартино негромко рассмеялся, но тут же лицо его исказилось от боли, и он приложил ладони к вискам. Прошло несколько минут, пока он снова смог заговорить.

— Дорогой профессор, я пригласил вас именно для того, чтобы вы больше не ломали голову над всякими загадками. Очень трудное положение, в котором я сейчас оказался, вынуждает меня обратиться за помощью…

В этот момент дверь в палату приоткрылась, и вошел новый посетитель. Это был профессор Элиас Гароди.

Эваристо Грасильяму и Элиас Гароди были старыми друзьями. Их дружба зародилась еще в колледже. Потом они вместе участвовали в археологической экспедиции Макса Шмидта, производившего раскопки «кухонных куч» возле реки Каракараи, и оба едва не погибли при наводнении. Это сблизило их на всю жизнь.

Эваристо Грасильяму, как и Элиас Гароди, был убежденным холостяком, целиком отдавшимся науке. Увидев входившего в палату друга, Эваристо сразу же забросал его вопросами:

— Ты? Как? Здоров? Зачем сюда?..

— Обо всем по порядку, дружище, не торопись. Только я вышел из больницы, как получил это письмо и сразу же помчался сюда, — сказал Гароди, протягивая распечатанный конверт. Письмо оказалось копией такого же, какое получил и Грасильяму. Друзья вопросительно посмотрели на Мартино, о котором в первые минуты встречи они даже позабыли.

Мартино представился профессору Гароди, извинился за доставленное им беспокойство. Он хотел еще сказать что-то, но в палату вошел старший врач.

— Сеньор, — обратился он к Грасильяму недовольным голосом. — Я разрешил вам свидание не больше двадцати минут, а вы устраиваете здесь чуть ли не научное заседание. Прошу, сеньоры, оставить больного в покое. Он нуждается в отдыхе.

Милости просим завтра!

Смущенные ученые попятились к двери.

— Одну минутку, доктор, — остановил врача Мартино. — Извините, сеньоры. Мне действительно трудно говорить сейчас. Давайте отложим наше свидание до завтра, а пока вам небезынтересно будет познакомиться с тем, что я здесь записал. — И Мартино протянул Грасильяму свой блокнот…

— Ну, что скажешь, дружище, обо всем этом? — спросил Гароди, когда они шли к ближайшей стоянке такси.