Могила в горах

Они вышли из кабинета Торкеля. Молча спустились на лифте. Торкель, разумеется, прав. Он сможет жить с этим в точности так же, как вынужден жить со всем остальным.

Полицейский только что ушел от них. Шибека его раньше не видела. Его звали Торкель Хёглунд, и он явно возглавлял что-то, называвшееся Госкомиссией по расследованию убийств. Он держался тепло и неформально. Несколько раз спрашивал, как себя чувствует Мехран, что говорят врачи, и проявлял, похоже, искренний интерес. Однако как только речь зашла о том, что произошло и что им, собственно, известно, она услышала знакомые слова.

Им известно немногое. Догадки они строить не решаются.

Со словами у них хорошо. Но не с правдой.

Или же они понимают, что цена слишком высока. Возможно, все именно так просто и есть. Они умнее ее. Несмотря на то что все говорят о свободе и открытости, существуют вещи, в которых лучше не копаться. Она чуть не потеряла сына потому, что не понимала этого. Не слишком ли высока цена?

Безусловно, да.

Но сможет ли она действительно сидеть молча? Сейчас, в больнице, рядом с постелью избитого и загипсованного сына ответ прост. А через три месяца? Когда вопросы возникнут снова.

Она не знала, выдержит ли.

Она взяла Мехрана за руку. Видимо, начали действовать сильные болеутоляющие лекарства, потому что его лицо вновь обрело значительную часть цвета. Глаза у него были прекраснее, чем когда-либо. Глаза Хамида.

– Мама? – тихо произнес он.

– Да?

– Они знают больше. Должны знать.

– Не думай сейчас об этом. Я боялась, что больше тебя не увижу.

Она наклонилась к нему. Хотела крепко обнять его и больше не выпускать, но знала, что это причинит боль его израненному телу. Поэтому она лишь крепче сжала его руку. Мехран печально посмотрел на мать.

– Прости, мама, что я не рассказал тебе, что собираюсь сделать.

– Тебе не надо просить прощения, – прошептала она в ответ. – Если кто и должен просить прощения, то я.

– За что?

– За то, что вовлекла тебя в это.

– Тебе тоже не надо просить прощения. Больше никогда.

Шибека увидела, как прекрасные глаза наполнились слезами.

– Он умер, мама. Убит.

– Знаю. Я, собственно, всегда это знала.

– Но мы не знаем как. Или почему.

– Поговорим об этом позже. О том, насколько, собственно, важно знать, как и почему.

Они замолчали. Мехран смотрел на нее. Его посетила мысль. Простая. Естественная. Но он не мог припомнить, чтобы когда-либо облекал ее в слова. Наверное, исходил из того, что незачем, мать и так знает.

– Мама, я люблю тебя, – проговорил он.

Шибека не смогла больше сдерживаться. Она встала и крепко обняла его в ответ. Он наслаждался ее объятием, хотя оно причиняло боль.

– Ты можешь рассказать мне о нем? – прошептал он, когда она опять уселась перед ним.

– О Хамиде?

– Я так многого не знаю. Я раньше не хотел знать. Всегда думал, что будет слишком больно.

– Знаю, Мехран.

– Но это не так, – продолжил он, взглянув на нее. – Сегодня я понял. Все как раз наоборот. Благодаря нашим воспоминаниям он продолжает жить. Дает нам силы. Нам, оставшимся.

Шибека посмотрела на него. Воспоминания.

Их много.

Очень много.

Наконец ей есть с кем ими поделиться.

Утро у Александра Сёдерлинга сложилось отлично. Он позволил себе подольше поспать и позавтракать с семьей. Когда все ушли в школу и на работу, он уселся с планшетом и просмотрел газеты. Никакой связи между событиями в Альмнесе и трупами на горе или двумя исчезнувшими афганцами. А также между Чарльзом и автомобильной аварией, унесшей жизнь Леннарта Стрида. Мальчик, как он увидел, отделался переломом ноги, но Александр предположил, что кому-то хватило ума объяснить ему, что в некоторых ситуациях лучше просто-напросто держать рот на замке. Все указывало на то, что они выпутаются. В очередной раз. Вероника Стрём, сказавшая, что обо всем позаботится, сдержала слово.

В четверть десятого Александр вышел из дома. Направился к машине. Обычно он выезжает настолько рано, что успевает до часа пик. Сейчас дорога на работу, наверное, займет час. Сегодня можно. Проходя по садовой дорожке, он отпер «Ауди». Бросил беглый взгляд на обширный газон. Полно листьев. Чертовы соседи, неужели они не могут убрать эти огромные клены? Мало того что летом они воруют у них солнце. Девяносто процентов их листьев заносит ветром на его участок. Он уже не раз подумывал сходить туда как-нибудь ночью и вогнать в стволы немного медных гвоздей. Но сколько пройдет времени, прежде чем эти проклятые деревья погибнут? Наверное, годы. Если это вообще сработает. Может, это просто миф. В том, что мотопила поможет, он не сомневался. Заманчиво. Что произойдет? Штрафы и возмещение ущерба? Немного писанины в прессе. Может, оно того стоит? Во всяком случае, они не смогут поставить эти проклятые деревья обратно.

Он открыл дверцу с водительской стороны, закинул портфель и уселся. Что-то кольнуло в поясницу. Будто оса укусила или… Он пощупал за спиной рукой. Снова укололся. Игла. Как, черт возьми, в чехле сиденья оказалась игла? Откуда она взялась? Он уже собирался открыть дверцу, выйти и посмотреть, сумеет ли он ее удалить, когда осознал, что что-то не так.