Могила воина

В воскресенье они поехали за город: была хорошая погода. Далеко ехать было невозможно: милях в десяти от Миссолонги шалили разбойники атамана Карайскаха. Но в соседней деревушке маркитантка знала избу, где хозяин удивительно жарил рыбу и к ней подавал отличное мускатное вино. – «Очень ты, миленькая, любишь поесть и выпить», – говорил мастер-месяц без укора: сам это любил. – «А ты меня пьяной видел?» – «Нет, пьяной пока не видал». – «И не увидишь». – «А глазки у тебя, когда ты выпьешь, делаются маленькие и веселенькие, это я видел». – Она засмеялась. – «Чему ты, дура?» – «Чему? Паша мне говорил то же самое. Сам не пил, а нам позволял, если не мусульманка. Иногда, впрочем, и сам пил. Потом каялся и ругался так, как только турки умеют… Знаешь, ты похож на пашу. Ты барин, даром, что конторщик»… – Он был очень польщен. Не без огорчения спросил себя: что, если бы она знала, каково его настоящее ремесло? Верно, просто не поняла бы, и было бы чрезвычайно трудно ей объяснить.

К собственному своему удивлению, он искренне к ней привязался. Мастер-месяц знал на своем веку много женщин, но такая попалась ему в первый раз. Понимал, что он нравится ей, как легкий, веселый человек (это в нем еще оставалось, хоть шло на убыль). Однако себя не обманывал: попался случайно, а был бы кто другой, тоже легко добился бы успеха: она из тех женщин, что и месяца не могут прожить без хозяина, – удивительно, как не воспользовался ни один из офицеров. «Вероятно, им было неловко: освобождают Грецию!»

Свое дело она знала, но не увлекалась им. Больше всего на свете она любила рахат-лукум. И еще любила приятно проводить время: чтобы не одной, а с хозяином, и чтобы на столе стояла закуска, и чтоб было сладкое вино, – выпивала бокал-другой, не больше. Любила с приятным человеком приятно поговорить: и о простых вещах, и о возвышенных – например, что будет в том мире? Только о войне старалась не говорить: без толку калечат людей, вернется человек без ноги, вот ему и будет свобода! «Зачем им Лепанто? Да я в жизни в этом Лепанто не была и не буду». – «Отчего ты не вышла замуж?» – однажды спросил ее он. – «А за кого?» (она обычно отвечала вопросом на вопрос). «За рыбака, что ли, идти? Он будет бить. Пьяный, грязный. За хорошего человека я пошла бы»… Хотя она в мыслях его не имела, он понял, что под хорошим человеком разумеется человек вроде него. – «Вот был бы странный конец!» – усмехаясь, подумал мастер-месяц. Но, к еще большему его удивлению, мысль эта не показалась ему дикой. Он минут десять думал – не серьезно, разумеется, но и не вполне шутливо: что в самом деле, если бы бросить проклятое ремесло и поселиться где-нибудь в хорошей, теплой, солнечной стране, где нет ни войн, ни революций, ни добрых родственников, и зажить по новому, обзаведясь семьей? После Миссолонги сбережения все-таки будут. Не открыть ли какое дело? Дела ему представились разные, и честные, и сомнительные, вроде веселого заведения. – «Нет, не заведение, конечно, а кофейня с музыкой, с дамами? Или хороший магазин? Где же? В Константинополе?» Как все долго жившие в этом городе, мастер-месяц был им навсегда отравлен. Вспомнил Золотой Рог, базар, камни Стамбула, Галату, немощеную лестницу Перы – и вздохнул. Нет, куда же Константинополь? Добрых родственников там нет, а война есть: султан-то больше всех теперь и воюет. «Что за ерунда? Не жениться же на бывшей одалиске! Но милая, очень милая!» – с улыбкой думал мастер-месяц.

XIX

Байрон вставал в девять часов утра, завтракал как полагалось человеку с наклонностью к полноте, – чай без сахара, сухари, – затем принимал доклады. Докладчиков было немного. Обычно по утрам являлся Вильям Парри и сообщал о ходе работ в арсенале. Говорил он самоуверенно, резко, пересыпая речь заправскими военными словечками и ругательствами. Этот стиль старого рубаки отнюдь не вводил Байрона в заблуждение. Он догадывался, что Парри не рубака, на войне едва ли когда был, может быть даже не офицер и вряд ли видел хоть раз в жизни генерала Конгрева. Грубая подделка его немного раздражала, – в человеке более образованном показалась бы ему нестерпимой, – и он сердился на Лондонский Комитет за присылку такого специалиста, но не очень сердился. Начальник артиллерийской миссии ему нравился. Подделка, – ну что ж, подделка! Все в Миссолонги в сущности было фикцией, – было фикцией и это, а по существу Парри человек весьма неглупый, живописный, бывалый и приятный. Разговаривать с ним было просто, не утомительно или не так утомительно, как с Маврокордато, со Стэнгопом, с графом Гамба. Вероятно, изготовление ракет не столь уж сложное дело, как уверяют артиллеристы. Опытные рабочие справятся и без штабных офицеров, а рабочих из Англии прислали. Майор отлично и весело пил, выше всего на свете ставил брэнди и от всех болезней, неприятностей, огорчений лечил этим напитком, убеждая и Байрона не обращать ни малейшего внимания на предписания и запреты врачей.