Могильный червь (ЛП)

(положи его к моим ногам, отпразднуй глубину нашего союза)

Он должен был сосредоточиться на том, что делал, потому что его разум был свободной, беспорядочной машиной памяти, задыхающейся от собственных накопленных отходов. Его глаза продолжали закрываться, тени опускались на темную и мрачную комнату. Ему стоило больших усилий держать их открытыми, и он все время представлял себе один из тех мультфильмов из детства, где сонные глаза были открыты зубочистками. Если он позволит им закрыться... о, мирная и темная, но не всякая сладость и свет, он увидит призраков, выпрыгивающих из зияющих могил, и угрюмые небеса, наполненные чернокрылыми воронами-падальщиками, и пепел, выдуваемый из печей крематория, и огромные похоронные брызги, гниющие до тошнотворно пахнущего сока, который заставит его вспомнить о своей матери.

(призрачное лицо газообразного разложения, с отвисшей челюстью крик ненависти/голода/похоти, пронзи суку, посмотри, как она задыхается)

...и это было то, что он не хотел видеть, знать или чувствовать в конкретных глубинах своего разума.

Стежок к стежку, Генри.

Стежок... к стежку.

Да, почувствуй холодное мясо под своими руками. У этого мяса когда-то было имя, и произнести его вслух – значит призвать его (Маргарет), и ты не должен этого допустить. Слишком много призраков... слишком много призраков, вечно кружащих, вечно поющих, бросающих свою волшебную пыль похоронных специй. Но мясо... да, холодное мясо, возьми его, потрогай, приласкай, сделай своим. Да, да. Сожми эти червивые лакомства обратно в живот, холодные и кишечные, влажные, ползучие и сочащиеся соком. Там. Теперь стежок, стежок, стежок, стежок. Эта ухмыляющаяся голова, посмотри, как она хорошо сидит, как кетгут держит ее, связывает, не дает ей упасть.

Он держал труп на руках, купаясь в его вони и некротической грязи, его разум был пылающей желтой теплицей. Комната, в которой горели свечи, казалось, текла и текла, как воск, стены дышали, потолок вздыхал, гости за столом ухмылялись с дикой интенсивностью. Но ему нужно было сосредоточиться. Он стряхивал с рук ползучих тварей, выдыхая клубы пыли от мертвых мух, оставаясь глух к непристойностям, которые шептали мать Роуз, тетя Лили, дядя Олден и другие.

(Элиза, дорогая, милая Элиза)

...все остальное. Он зашил и увидел, как мама Роуз смотрит на него, ненавидя и презирая, о злая, злая тварь, бескостный извивающийся червь – мать, прижимающаяся отвисшими грудями к его лицу, ее губы прижимаются к его губам, ее язык, похожий на губчатый пирог, во рту, исследует ее десны, пробуя на вкус пожирающее себя мясо/кости/кровь испорченного материнства.

(не впускай ее в свои мысли, не позволяй ей получить то, что она хочет, не позволяй ей контролировать тебя даже сейчас, танцующая кукла, ты хочешь прикоснуться к маме здесь, здесь, где темно, влажно и тайно)

Генри встал, голова у него кружилась.

Он вытер кровь с глаз и положил холодное мясо на стул, подперев его там, и двинулся к подвалу, спотыкаясь о разбитые останки дяди Олдена, которые Тара сбила на пол.

(эй, малыш, ты же не бросишь меня вот так, не так ли? собери меня обратно, или я расскажу всем, что вы с Роуз сделали, что вы с Элизой сделали).

Он нашел свадебное платье. С ним он спустился по лестнице в подвал.

(делай все правильно, Генри, не делай ошибок, слышишь меня?)

- Да, мама.

(и когда это будет сделано, когда это будет сделано, ты можешь прийти ко мне, я раздвину для тебя ноги, как я сделала, когда ты родился)

(я позволю тебе заползти внутрь)

Теперь уже скоро.

Еще до рассвета.

Будет свадьба.

О, моя невеста.