Могильный улей

— Знаешь, я бы никогда не причинила вред людям и не пошла бы по кривой дорожке, если бы не этот олень и не самый худший выстрел моего отца. Мой отец работал на заводе крановщиком и был заядлым охотником. Он был лучшим стрелком из винтовки. По его рассказам, в школьные годы он занимал призовые места по биатлону. На мой взгляд, после того, как в тире он постоянно попадал в десятку (или, как принято говорить, в яблочко), он всегда выигрывал для меня около дюжины мягких игрушек. Но он был скромным и никогда не хвастался своей меткостью. При всей своей любви к охоте он всегда убивал столько, сколько мог унести на своих двоих. И целился всегда в такое место, чтобы смерть доставляла добыче минимальную боль. Помню, как-то он меня взял на охоту. Мы приехали в лес. Стоит добавить, что это мой второй, я бы сказала, поход. Первый был три года назад, когда мне исполнилось восемнадцать. Первый раз в лес меня мама вытащила за грибами — это такое скучное путешествие, оно меня утомило за час. Но в этот раз все было совсем по-другому.

Вдруг она замолчала и остановилась около сарая. Она открыла забитую досками, едва закрывающуюся деревянную дверь и зашла внутрь. Не прошло и пяти минут, как она вышла, неся в руке совковую лопату. Затем мы поехали дальше.

— Мы пошли в глубь леса, — продолжала она. — Нас окружали старые дубы, несколько сосен росли в шахматном порядке. Вдали виднелись пеньки старых деревьев. На пеньках рос мох, и под ногами хрустели сосновые шишки.

Она меня вывела на главную дорогу и затем тут же мгновенно свернула в дремучий лес. Лесные деревья были укутаны снегом. Морозный, свежий, воздух буравил мой нос. Я понял одно: она мне рассказывает историю про этот лес.

— И тут отец прислонил указательный палец к губам, — она бурно продолжала рассказывать. — Этот жест означал, что нужно молчать и не шевелиться. Я остановилась и поняла, что мой отец краем глаза заметил из-за деревьев какое-то движение — перемещающийся сгусток тьмы, маячивший в снегопаде. Мой отец прижал к плечу винтовку и прищурился. В двухстах метрах от себя он увидал оленя. У него появился шанс поохотиться, но время его поджимало, свет начал убывать. Олень был огромен, с ветвистыми рогами из девяти отростков. Тянул он по весу примерно на сто килограммов. Но когда мой отец приметил его, олений хвост был насторожено поднят, и животное приготовилось бежать. Мой отец выстрелил, но поторопился. Олень покачнулся и споткнулся от удара пули, а затем развернулся и побежал. Мой отец не поверил в столь нелепую промашку, если бы не видел все собственными глазами. Такие неудачи случаются на охоте у новичков, воображающих из себя настоящих лесных снайперов. Глядя на то, как обезумевший от боли самец исчезает за деревьями, он словно окаменел.

«Пап, ты промазал», — сказала я.

«Да, дочь, но он далеко не уйдет», — ответил грубо мой отец.

Затем мой отец перевел взгляд на винтовку, затем на свои пальцы и обратно, надеясь обнаружить, что неудачный выстрел получился из-за сбившегося прицела или очевидной слабости его собственной руки. Раненый самец оставлял отчетливые следы: пятна темно-красной, густой крови. Отец поспешил за раненым зверем.

«Ты куда, папа?» — поинтересовалась я.

«Нужно облегчить ему страдания», — ответил он.