Могильщик. Цена покоя (СИ)

Валлай поправил камзол, но сделал это скорее из-за лёгкого невроза, чем неудобства — он давно привык к тесноте в локтях и лёгкой скованности движений. Ещё раз одёрнув рукава, кашлянул, утёр выступивший от жары на лбу пот и, наконец, постучал в ворота Храма Безликого и Столикого.

Вообще, храм был закрыт для любых посещений на реконструкцию, о чём знали все в городе, а если бы и не знали, то могли бы прочесть объявление на богато украшенной табличке, висящей прямо у молоточка. Но Настоятель говорил, мол, их пустят без проблем, и встреча будет деловой. А сам за час до назначенного времени прислал письмо, в котором писал о неотложных делах и просил (скорее, приказал, но вежливо) рубаку идти самому, не пояснив ни с кем будет эта встреча, ни зачем она вообще нужна.

И вот, Валлай стоит у закрытых ворот, постукивает молоточком по наковаленке, ему никто не открывает, а прохожие смотрят на него, как на умственно отсталого. Один богато одетый старичок даже приостановился, но всё же прошёл мимо. А через несколько секунд вернулся и подошёл прямо к наёмному убийце.

— Молодой человек, — предельно вежливо произнёс старик и ткнул указательным пальцем в табличку, — вот здесь же написано: «Х-р-а-м…», — он принялся читать по буквам, как малому ребёнку.

— Я умею читать, господин, — нервно ответил Валлай. — Мне назначено.

— Никому не назначают в Храм Безликого и Столикого уже больше двух месяцев…

Практически бесшумно в воротах открылась небольшая дверь, которую Валлай даже не увидел. В двери стоял тучный жрец в простой на первый взгляд рясе. Простой, если не считать, что сделана она была из шёлка, а шёлк здесь, в Ариланте, продавался на вес золота без всяких преувеличений. И, судя по объёму жреца, только его пузо скрывал приличный такой золотой слиток.

— Входите, господин Валлай, — проворковал жрец и посторонился.

«Я же сказал, мне назначено», — едва не сказал рубака вслух так, чтобы его услышали даже те, кто давно прошёл мимо, но, сдержавшись, просто кивнул старику и вошёл.

— Я не вижу господина Ангиура, — произнёс жрец.

— У него появились неотложные дела, — уклончиво ответил Валлай.

— Вы же знаете дорогу? — даже не скрывая надежду в голосе, спросил пузан.

— Нет. Я даже не знаю, с кем у меня назначена встреча.

— Прошу за мной.

Они прошли по аллее со стоящими в два ряда статуями Единого. Первая статуя слева скрывала лицо в ладонях, а у той, что справа, ладони были отняты от лица, на котором едва угадывались человеческие черты. Во второй статуе слева угадывался Кузнец, несмотря на то, что молота — обязательного атрибута — никто не изобразил, а справа — Мудрец. И дальше — Воин, Пахарь, Охотник… У статуй чуть дальше даже начали угадываться женские черты — более широкие бёдра, узкие плечи, наметившаяся грудь. Мать, Пифия…

Валлай приостановился у статуи, на лице которой явственно проступали очертания костей, а нос был слишком курносым, и кивнул ей. Пусть это не настоящая Костлявая, дань уважения он отдать обязан. Кто знает, может, жрецы Единого не так уж и ошибаются.

Крыльцо храма разобрали, подниматься пришлось по поскрипывающему под массой жреца деревянному помосту.

— Двери поставили буквально вчера, — с трудом переводя дыхание, сказал жрец. — Но внутри уже всё отделали. Будете одним из первых, кто увидит.

Валлай пожал плечами. Во внутреннем дворе Храма Безликого и Столикого не было ничего поражающего воображения. Сад, конечно, разбили красивый, но самый обычный. Статуи из дорогого белого мрамора, но никакой позолоты, даже серебрения. Храм и храм, ненамного богаче того, что в Новом Бергатте. Больше, конечно же, в разы больше, но не больше других больших храмов.

Сразу за дверями располагалась огромная зала для служений, на другом конце которой стояла статуя Единого со склонённой головой и скрытым капюшоном лицом. Жрец повёл налево, к отходящему коридору, по левому же краю которого начинались кельи.

— Сегодня она здесь, — выдохнул жрец, вытирая потный лоб. — Постучите и входите. А мне пора по делам.

Валлай так и сделал.

Келья была небольшой. Слева стоял большой чан, наполненный горячей водой, справа стоял стул, на котором сидела высокая женщина, а дальнюю половину помещения занимала кровать, на которой спал уродливый ребёнок, укрытый одеялом.

Нет, не ребёнок. Валлай невольно сглотнул слюну. Парню не повезло в этой жизни, очень сильно не повезло. Случись такое с рубакой, он утопился бы в миске с супом, но жить дальше не стал бы.

— Тише, — тихо сказала женщина, не поворачиваясь. — Он заснул пару часов назад, но уже кричал. Может проснуться от любого постороннего шума. — Она погладила урода по лбу и повернулась, наконец, к рубаке. — Тебя, должно быть, интересует, зачем ты здесь?

Валлай во второй раз невольно сглотнул слюну. Женщины красивей он не видел никогда в жизни. Высокая, стройная, полногрудая, с овальным высокоскулым лицом, полными красными губами и огромными небесно-синими глазами. Её кожа была идеально гладкой, но лёгкие морщины в уголках губ и у глаз говорили о том, что ей не меньше тридцати.

— Да.