А откуда деньги на самогон? Я, знаешь ли, девочка домашняя, после каждого похода возвращаюсь домой, в Харм. Мой отец — купец. Не скажу, что он очень уж богат, но денег достаточно. А я его младшая дочь. Самая младшая и самая непутёвая. Когда мне было пятнадцать, и отец уже собирался подыскивать мне женихов, я встретила одного парня на пару лет старше себя. Женатого. Когда я забеременела, никому не сказала, думала, сама справлюсь с… В общем, всё сложилось неудачно, и детей с тех пор я иметь не могу. И как-то так получилось, что о нашей интрижке и её последствиях узнал весь город.
Так что, когда я пару лет назад купила у нашей местной ведьмы перчатки, никто особо не горевал — наследство останется моему старшему брату, а меня не надо выдавать замуж, значит, не надо лишаться приличного куска денег в качестве приданного. У купцов, знаешь ли, главное — это деньги, а мне всегда это не нравилось. Но папаша по-прежнему рад меня видеть: я рассказываю интересные байки, когда возвращаюсь домой. Ну а для меня корысть понятна — дома могу отдохнуть, взять немного денег и идти дальше.
Вот такая история. А как у тебя?
Велион выдержал паузу. Элаги была откровенна с ним, но он слишком не любил рассказывать о себе. Но… почему не сделать это здесь и сейчас? Женщинам не было места среди слуг Костлявой в Храме на Гнилых болотах. Им и знать-то про него не положено. Смерть — ревнивая сука, её слуги должны принадлежать только ей.
— Про своих родителей я знаю только то, что они умерли, когда мне было четыре года. Я едва не стал наёмным убийцей. Не знаю, чем я понравился Халки, но он вытащил меня из какой-то канавы и притащил в один проклятый храм. И у него почти вышло. Фехтовал я дерьмово, но хорошо резал глотки и очень быстро учился всяким наукам. Тогда из меня решили сделать скважечника. Знаешь, кто такие скважечники?
— Нет.
— Тихие убийцы. Я мог, скрючившись, лежать несколько часов в таких местах, где никто бы не подумал, что там может быть человек. Мог два дня сидеть под водой, дыша через тростинку.
— Дерьмовая работа, — оскалилась Элаги. — И скучная.
— Не совсем. Меня многому научили, в том числе актёрскому мастерству и этикету. Напяль на меня шёлк, и я сойду за благородного. А ещё я могу сварить яд и незаметно подлить его в вино прямо во время разговора с хозяином бокала… В общем, я мог стать отличным скважечником. Но как-то раз, после одной очень хреновой работёнки, я решил — это не по мне. В сундуке учителя, того самого Халки, который привёл меня в замок, я нашёл чёрные перчатки. Не знаю, зачем они ему были нужны, он точно не был могильщиком. Но я в тот день долго не думал, просто их надел и побежал из храма так, как, наверное, не побегу уже никогда. И вот, двенадцать лет я брожу по мёртвым городам. Иногда успешно, иногда нет. Вот этот шрам с прошлого похода. Но пока я жив.
— Не самая весёлая и увлекательная история, — хмыкнула Элаги. — Хотя, могильщики обычно такие и рассказывают. Я что-то проголодалась от всех этих грустных историй молодости. Будешь ещё есть?
— Не откажусь.
Девушка принялась раздувать костёр, а Велион — нанизывать куски окорока на палочки. За этим занятием он оглядел помещение храма. Фактически, внутри не осталось ничего, кроме уродливой статуи в дальнем конце храма. Статуя изображала странное существо, прямоходящую химеру с трёхпалыми лапами и огромными ветвистыми рогами. Химера угрожающе скалила мелкие острые зубы, явно принадлежащие хищнику, а в красных треугольных глазах будто до сих пор горел злобный голод.
— Недоброму богу здесь молились.
— Сейчас он совершенно безопасен, — отмахнулась могильщица. — Статуя — такая же иллюзия, как и мост. Утром ты увидишь только груду камня. Я здесь сижу с трёх часов пополудни. До Импа четыре часа ходу, а я не хотела подходить к городу перед закатом. Именно к закату всем и начинает мерещиться всякое.
— Откуда знаешь?
— Сейчас расскажу.
Элаги откупорила бутыль и, улыбнувшись, понемногу плеснула в стаканы. Велион улыбнулся в ответ и глотнул самогона. Горло перехватило, из глаз брызнули слёзы. Тяжело дыша, могильщик принялся грызть сухарь. Его собеседница перенесла выпивку куда легче.
— Я, знаешь ли, говорила с одним из могильщиков, — сказала она отдышавшись. — Бедняга уже после Импа остался без левой руки и потерял перчатку, так что он сейчас побирается. Но хочет вернуться сюда, чтобы погибнуть, так он сказал. Он рассказал мне, какой дорогой лучше идти в Имп, ещё об этом месте, и пояснил, как пролезть через стену в город. Сам-то он, как ты уже знаешь, дал дёру. Но я, знаешь ли, хочу пролезть в город. И не из-за сокровищ, нет. Мне просто любопытно, — она замолчала и плеснула в стаканы ещё выпивки.