Его колотило. Он чувствовал то непереносимый запах гари, то густой смрад разлагающейся плоти. Глаза горели, будто в них насыпали раскалённого битого стекла. Исцарапанную кожу стягивало так, словно кто-то зашивал каждый участок его тела. Визг продолжал сверлить уши.
Забытье – всё, о чём мечтал Велион.
Но он не мог забыться. Либо не мог отличить действительность от бредового сна и галлюцинаций. Картины прошлого появлялись перед его глазами, сменяя друг друга. Шокирующие своей жестокостью расправы над магами и месть самих магов обидчикам.
Кое-что встало на свои места. Обычные люди по какой-то причине решили устроить расправу над магами, а обладатели дара пытались защищаться и делали это не без успеха. Это происходило по всей Империи в один момент времени, так что не возникало ни толики сомнения – это спланированная акция. В бойне задействовали имперские войска, причём неясно, на чью сторону они встали. Скорее всего, участвовали в бойне с обеих сторон.
Поэтому погибли все крупные города – там всегда жило много магов. Потому большая часть деревень сохранилась. Отсюда и происхождение могильников – отбивающиеся от озверевшей толпы колдуны не стеснялись в средствах.
Что произошло в Бергатте? Акт самозащиты? Или жестокая кара посмевшим взбунтоваться?
Нет, нужно копать ещё глубже. Каковы были причины войны? Что подвигло обычных людей на подобные зверства? Чем на самом деле занимались лорды и император? Как удалось скрыть причины бойни? Все эти вопросы останутся без ответа, если он, Велион, Чёрный могильщик, не придёт в себя и даст волю эмоциям. Не сдержит захлёстывающее его безумие. Не переживёт эти физические и душевные муки.
Велион поднялся с одеяла. Его вело от опьянения и усталости. Впрочем, он и так с трудом контролировал своё тело. Время уже перевалило за полдень, выходит, какое-то время он всё-таки провёл в забытье.
Могильщик открыл рюкзак и вытащил все перчатки, которые нашёл в Импе. Их было семь, и одна из них принадлежала Элаги. Шесть он закопал рядом с храмом, седьмую отнёс подальше. Он долго сидел с сухими глазами, вглядываясь в черноту их кожи.
Возможно… если он снимет свои перчатки… он почувствует крупицу тепла Элаги. Но он не снимет перчатки.
Ножом могильщик вырыл небольшую ямку и положил в неё перчатку. У него не осталось ни слов, ни эмоций. Кажется, там, в Импе, он умер вместе с ней. Было бы лучше, если бы умер…
Велион ушёл к реке. Он тщательно вымылся в ледяной воде, после выстирал свою одежду. Ни капли крови Элаги не должно остаться ни на нём, ни на его одежде. Стирая плащ, он увидел, как разрушенный мост окутывает зыбкая дымка, а потом недостающие блоки появляются в воздухе.
Он не заслуживал той ночи. Ни одной из тех эмоций, что пережил рядом с Элаги. Того тепла, которым она поделилась с ним. Ни одной человеческой эмоции он не заслуживал и не заслужит никогда. Ни одна слеза горя не пробежит по его щеке.
Всё, что он должен делать – бродить по могильникам. Всё, чего заслуживает – грязной обочины у дороги, ведущей в очередной могильник, один из которых и станет для него, наконец, последним.
Потому что он могильщик.
А могильщики – не люди.
Он вернулся в храм уже почти трезвым. Почти переборовшим безумие. Практически справившимся с отголосками боли погибших семьдесят два года назад людей.
В храме горел костёр. Невысокая худощавая фигура суетилась у огня, раскладывая вещи – одеяло, нож, кусок окорока. Котелок с водой уже висел над костром. Арбалет могильщица бросила небрежно, не рассчитывая им пользоваться.
Когда Элаги оставалась одна, она не закрывала лицо капюшоном. Перчаток могильщица тоже не носила. Она выглядела по-другому, немного не так, как запомнил Велион. Более открытой и беззащитной. Но самое главное, находясь одна в десятках миль от ближайшей человеческой души, она не выглядела одинокой.
Наконец, закончив суету, она уселась на одеяло напротив костра, и огонь заплясал в её глазах. Выражение лица могильщицы было сосредоточенным, но если всмотреться, можно различить в глазах то мечтательное выражение, то лёгкую тревогу, то скуку.
Велион стоял по другую сторону костра и смотрел на неё, смотрел, смотрел… Рука, облачённая в перчатку, непроизвольно тянулась к девушке, но, будто очнувшись, он отдёрнул её.
Нельзя вмешиваться в жизнь призраков прошлого.
Ещё горше будет развеять эту иллюзию.
Могильщица напряглась, будто что-то услышав. Её глаза расширились от удивления, губы шевельнулись. Взгляд быстро нашёл брошенный арбалет. Могильщица схватила оружие и, накинув капюшон, направила арбалет в сторону входа в храм.
Некоторое время она сидела неподвижно. А потом её губы зашевелились.
Велион развернулся. В проходе никого не было.
Никого.
А в эту секунду он мечтал о том, чтобы туда вошёл призрак черноволосого человека с угрюмым лицом. Чтобы с одежды этого призрака стекала вода, а его самого колотило от холода.
Это значило бы, что хотя бы его призрак на некоторое время почувствует себя живым.
Могильщик натянул мокрую одежду, взял рюкзак и пошёл прочь.