Олистер расхохотался. Да и Валлаю стало смешно от этих слов. Он даже пьяный не смог бы выдумать такого бреда, а он уже едва ворочал языком, и в глазах начинало двоиться. И, тем не менее, это происходит на самом деле, не в пьяном бреду и не в глупом сне.
– Боги, – буквально простонал герцог, отсмеявшись. – Скажи хоть, зачем вам это?
– Могу только сказать, что если этого не сделать, нам грозят вещи гораздо хуже, чем бунт и возвращение Шератли, – сумрачно ответил Настоятель. – И не только нам. Не пытайся давить на меня, ваша светлость, я и вправду не могу об этом говорить. Да и знаю далеко не всё.
– Ладно, пускай. Но, скажи, неужели у храма Единого нет денег, чтобы заплатить за это дело не простым головорезам, а благородным людям? Ведь есть, и это глупо отрицать.
– Когда храмам требуется помощь паствы, они за этой помощью обращаются, – жёстко сказал жрец и указал на идол, висящий на шее герцога – фигурку, прячущую лицо в ладонях. Это было второе популярное изображение Единого. – И паства не спрашивает о причинах и не думает о размерах этой помощи, паства просто помогает. По крайней мере, так должно быть.
Олистер сузил глаза и склонился к жрецу.
– Я знал твою мать, щенок, – процедил он, делая ударение на слове «знал», – не стоит со мной так разговаривать.
На этот раз Настоятель не повёл и бровью.
– Если вашей светлости будет интересно знать, именно моя мать начала это дело и хочет его закончить. Любыми способами. Она послала меня к вашей светлости. И она выбрала Валлая на место предводителя нашего святого войска.
Лицо герцога буквально за один миг приобрело благодушное выражение.
– Мне это известно. И я дам людей. Но только потому что и я, и многие другие действительно уважаем Аклавию, и потому что в бой их поведёт он. – Олистер допил вино и тяжело поставил бокал на стол. – А теперь уходите. И тебя, жрец, я не хочу больше видеть в моём доме. Что же до тебя, Бычара, моя дверь всегда распахнута. Друг короля – мой друг, и так будет всегда.
Валлай тяжело встал из-за стола, поклонился, едва не упав, и пробормотал заплетающимся языком:
– В таком случае, могу пришить для вас кого-нибудь за бесплатно, как закончу с этим богоугодным делом.
Уже через пять минут рубака и жрец выехали за ворота поместья.
– Всё хорошо прошло, я так понимаю? – спросил Валлай.
– Насколько это было возможно, – кивнул Настоятель. – Это ты понял правильно. А вот чего я не могу понять: как человек, витающий в высших кругах, имеющий доступ к лучшим книгам, интриган, за полтора десятка лет убравший с дороги или уничтоживший всех политических конкурентов, в качестве оскорбления не может придумать ничего умнее «я ебал твою мать»?
– Но ты же обиделся?
Настоятель вздохнул и грустно усмехнулся.
– Не сильно, но обиделся.
– Вот именно поэтому. Я хочу ещё выпить, жрец. Ты со мной?
– Да, я с тобой, Бычара.
– Тогда выпивка за твой счёт.
– И никаких вопросов?
– До тех пор, пока не протрезвею, никаких.
– Тогда придётся спаивать тебя до конца твоих дней.
– А вот это хороший вариант, но обойдётся дорого, жрец, очень дорого.
– Намёк понят. Тогда, быть может, сразу в бордель?
– А куда ж ещё?
Арка четвёртая. Крупица человечности. Глава пятнадцатая. Деревенская вдова
Велион давно не захаживал в эти края, почти десять лет. Причиной, по которой ноги сами понесли его в эту деревню, было письмо, вынесенное им из Эзмила. Из любопытства могильщик всё-таки прочитал его. Потом ещё раз и ещё, и понял, что не продаст его никому, а выкинуть не поднималась рука. Клочок пергамента разбудил в нём старые, казалось, забытые напрочь чувства и воспоминания.