Могильщик. Цена покоя

Сына-то я женил на двадцатилетней дочери рыцаря, с которой переспал весь папенькин замок, а замок-то был не маленький… Но ничего, он у меня хват, всё понимал даже сопляком, а уж сейчас и подавно. Жена его этой зимой скончалась, оставив крепенького карапуза, которому уже стукнуло шесть, а он за всё это время только насморком пару раз и болел. Заболела она, сам понимаешь, этим жутким мором, что бушевал на западе. Я-то тело видел только на похоронах, но один из слуг сына по секрету сказал, что она просто истекла кровью… отовсюду. Впрочем, это только слухи, на теле во время похорон ничего заметить было нельзя, да и тесть, ети его мать, ничего такого не хотел видеть. У него были долги… до свадьбы дочери, а сейчас он кутит ещё сильней, чем в молодости. Сын, кстати, уже нашёл невесту, тоже дворянку, ведь его положение уже это позволяет. Но мы сейчас не о нём.

Пять лет назад, на своё восемнадцатилетие, Элаги купила эти… перчатки. Я к тому времени уже начал конкретно намекать ей на то, что стоит присмотреться к двум парням… Можно же и без детей семью-то иметь, а? Но она решила сделать всё по-своему. Когда дочь принесла эти ёбаные перчатки мне и сказала, что она теперь могильщица, я посмеялся, сказал, мол, всё это сказки, никакого проклятия на перчатках нет, никуда её не потянет. Но на самом деле я испугался. Так испугался, что решил нанять мага, чтобы тот снял с неё проклятие, если оно на самом деле окажется на перчатках. Но маг, едва завидев перчатки, отказался работать, даже аванс вернул. Сказал, моя дочь обречена. Тогда я решил закрыть её дома, но жена настояла на том, чтобы отпустить её. «Девочка перебесится», – сказала она мне. Ну что ж, подумал я, пусть перебесится, пройдёт пара месяцев, и я насильно выдам её замуж, а там уже ей будет не до могильников. Пусть будет несчастна, зато жива.

Но Элаги не перебесилась. Через две недели она собралась со мной в деловую поездку. Я тогда обрадовался, как раз в том городе жил один из потенциальных женихов… Я и не знал, что она взяла с собой перчатки. Она убежала во время одной из ночных стоянок. Там неподалёку был небольшой могильник – наполовину сгоревший город. Меня тогда разбудил охранник… я думал, убью его. Всю оставшуюся ночь я сходил с ума от страха. Но Элаги всё-таки вернулась, как раз в то время, когда я уже сам собирался идти на её поиски. Она была чумазой, взмыленной, на левой ноге ожог был с мою ладонь размером… Но она была такой счастливой. В тот раз она приволокла пару каких-то безделушек, которые удалось продать за два с половиной гроша. Она гордилась этим заработком.

После этого Элаги начала уходить сама. Иногда не появлялась по три-четыре месяца, и каждый раз мы думали, что она больше не вернётся. Но она приходила. Отъедалась, лечилась, пару недель отдыхала, нянчилась с племянником… И снова уходила. Мы с женой почти поседели за эти годы. Но мы радовались тому, что дочь хотя бы возвращалась к нам, а не проводила всё время в своих странствиях.

А прошлым летом она пришла из очередного похода раненой. Рана не была серьёзной, что-то ей повредило лицо. Тогда я решил, больше не отпущу её никогда… но отпустил. Не мог я её держать, понимаешь? А Элаги не могла сидеть дома. Боги, как она каждую зиму на стену от скуки лезла… А если летом приходилось дома засиживаться – и подавно. Хотя, чего я тебе рассказываю, ты-то всё понимаешь.

Элаги ушла осенью, после Йоля, сказав, что идёт в Эзмил. Плёвое дело, исхоженный вдоль и поперёк могильник, нечего беспокоиться, сказала она. В конце ноября пообещала вернуться. Ещё сказала, что проживёт с нами всю зиму. Я радовался, как ребёнок, думал, что за зиму, может быть, девочка остынет, решит, наконец, остаться, найдёт себе молодого вдовца. Но…

Элаги не вернулась. Мы с женой чувствовали ещё с ноября, что случилось что-то страшное. Всю зиму я ждал известий, всю зиму… Каждое утро просыпался и говорил себе, что сегодня-то дочь обязательно придёт, обязательно вернётся к обеду, к ужину, ко сну… Элаги не приходила. Я потерял всякую надежду, когда начался январь. И тогда я решил пойти в Эзмил. Жене, конечно же, ничего не сказал. Если я не смог уберечь Элаги… то должен хотя бы похоронить её прах. Одна мысль о том, что её тело сейчас расклёвывают птицы или жрут крысы… – Альх замолчал, уже не в первый раз за весь рассказ, но эта пауза была самой длинной. Велион был уверен, что купец сейчас разрыдается. Но Альх справился со слезами. А когда продолжил говорить, его голос звучал твёрдо и уверенно: – Я должен оказать ей хотя бы последние почести.