Когда он прочёл литературную обработку, то снова увидел знакомый по прежним книгам добротный детектив любимого автора. Это был практически «Друг мой Дантес», только про Гражданскую войну в Крыму.
— Чем она ему не понравилась?
— Черкизон сказал, что она убивает оригинальный стиль, извращает его изначальный творческий замысел и… как он выразился? — Игорь поднял указательный палец, замер с открытым ртом и сделался похож на взлетающего школьника. — Нивелирует достоинства выдающегося произведения до поверхности мейнстрима! Это цитата от Матвеева. Шеф запомнил и мне передал.
— «Нивелирует» в смысле «поднимает»? — желчно уточнил Григорий, недолюбливающий Гурама Вахтанговича давно и, возможно, небезосновательно.
— Что я Владимиру Ефимовичу скажу? — расстроился Алексей.
Он представил, как приносит Сахарову новую распечатку одного и того же детектива, и усомнился, что старик возьмётся. Для капризного автора будет слишком много чести.
— Ничего ему не надо говорить.
— Сами будем править? — испугался ответственности Алексей.
«Я буду переписывать Черкезишвили!» — с восторгом подумал он.
— Нет, не будем. Матвеев распорядился печатать в авторской редакции. То, что ты напричёсывал, тоже выкинем. Корректор вёрстку вычитает, запятые поправит, и ладно. Шефа история с обложкой так торкнула, что теперь он идёт на поводу у классика.
— Похоже, мэтр порвался, несите нового, — рассудил Григорий.
В комнате не нашлось никого, кто бы это опроверг.
На писателе безмолвно и единодушно был поставлен крест.
— Черкизон, Черкизон, штопаный ты мэтр, — вздохнул Астролягов и приступил к работе.
Картинка, нарисованная художником для обложки «Много чести», представляла собой образец наивной живописи в духе Пиросманишвили и привела в восторг Черкезишвили. Два офицера, красный и белый, в условной военной форме в виде галифе и френча были похожи как родные братья, только белогвардейца украшали усики, а красный был без усов, но с чубом, выбивающимся из-под фуражки. Они в самом деле были красного и белого цвета. Такое решение удачно подчёркивало схожесть антагонистов. Вместо амура над антагонистами реял нарочито фанерный аэроплан. На заднем фоне дымились укрепления Перекопа и реял андреевский стяг. Пялясь в аляповатый трэш, Астролягов тщетно силился понять, чем он заслужил одобрение эстета А.Р.Манiака. Либо Черкизон кривлялся, либо действительно поломался. Астролягов сел писать аннотацию.
— Забойнее, — пыхтел он, вызывая усмешки соседей по кабинету. — В соответствии с духом произведения. Продающая аннотация, недвусмысленно дающая понять читателю, что он встретит под обложкой. Увлекательная и простая, с ударной концовкой в формате анекдота. Сделать перл, сделать перл…
Переполняясь чувством ответственности, до исхода дня он вытужил заготовку и решил никому не показывать.
— Освоил? — как бы невзначай спросил Григорий по дороге к метро.
— Ещё не полностью, — промямлил Астролягов.
Он прочёл «Девушку из Гатчины», но не был готов высказать весь набор замечаний по тексту. Для разговора с Григорием он хотел набраться храбрости.
— Немного осталось. За выходные дочитаю и в понедельник по впечатлению от полного текста выскажу обоснованное мнение.
— Подождём до понедельника.
Даже безобидная фраза, произнесенная нейтральным тоном, показалась Алексею угрозой.
Они сошлись, не сговариваясь, не предупреждая друг друга, но думая об одном и том же и потому действуя одинаково.
В понедельник, когда заспанный завхоз отпирал двери на этажи, Алексей и Григорий были тут как тут. Поздоровались, вошли и стали снимать мокрую верхнюю одежду. Вешалка в углу привычно ждала опостылевших работничков, принуждённо торча кверху крючьями.
«Как в школе перед дракой», — с тоской подумал Алексей.
— Ну, как? — сделал пробный выпад Григорий.
— Прочёл, — обозначил защиту Алексей.
— Что скажешь?
— М-м… — забуксовал Астролягов, но промедление в стычке было смерти подобно, и он спохватился: — Вполне хорошая была задумка. Очень сочные описания улиц, превосходно выдержан стиль. Ты умеешь делать нуар.
— Я старался.
— Но вот всё остальное, — Алексей на этот раз не запнулся, а нарочно выдержал паузу для придания удару весомости. — Это точно детектив?
— Что не так?
— Интрига провалена. Убийца вычисляется к середине романа, я угадал, во всяком случае, а в третьей части о нём прямо говорят и дальше только ловят.
— Это криминальный роман, — пожал плечами Григорий. — Нормально для нуара. В нём главное драма и экшн, а детективная замутка — по желанию автора. Её вообще может не быть, как в «Высокой Сьерре», «Дороге воров» или «Воровской дороге».
— Это всё фильмы, — Алексей ушёл от контратаки. — Ты ещё «Касабланку» вспомни.
— «Касабланка» тоже нуар, — рассудительно заметил Григорий. — В нём главное — настроение и характеры.