Времени было начало десятого утра. На дворе заканчивался август. Стояли последние дни месяца, который еще принято называть летним. Ночью после короткого перерыва, который оказался хуже самого дождя, вновь зарядило мелко и нудно. Пузыри в лужах предвещали затяжное ненастье. С высоты пятого этажа покрытые пузырями лужи создавали иллюзию закипевшей земли. Вода шла лениво, местами полностью заливая дороги. Тротуары матово блестели под пасмурным небом. Глядя на разгулявшуюся стихию, Ольга выкурила сигарету. Беспричинно вспомнила прочитанное о Тарковском-режиссере. В каждом фильме главную роль он отдавал одной из мировых стихий: воздуху или земле, воде или огню. "Я отдаю этот месяц воде!"- с неожиданным пафосом подумала она. И от этого пафоса губы ее дрогнули в слабой усмешке, хотя сил у нее не осталось даже на это. Ольга смяла окурок в пепельнице и вернулась за стол.
В середине августа погода резко испортилась. Бесконечным фронтом шли с запада низкие свинцового цвета тучи. Стало прохладно. Дождь то моросил, то вдруг срывался как злобный цепной пес с привязи и хлестал тяжелыми, холодными струями, стучал в окна монотонно и дробно, как стучит уставшее сердце.
В прихожей тренькнул телефон, через мгновение залился бодро и радостно. Автоответчик она не ставила из принципа, а пройти в прихожую не было ни сил, ни желания. Она снова закурила и принялась считать про себя звонки. На цифре двенадцать телефонная трель резко оборвалась. И вместе с наступившей ватной тишиной на нее волнами накатили воспоминания. Дед снова качает на твердой коленке и приговаривает: "По горам, по долам ходит шуба да кафтан… Найди, Оленька, свое золотце… Ты, Золотце мое, никому не верь. Никому не верь…" Спустя мгновение его хриплый шепот поглотило мощное дыхание органа и мерный гул Балтийского моря. И уже из него появился голос Нильса, шепчущий слова, позже ставшие для нее молитвой. Она попыталась ухватиться за его родной голос, за его слова в надежде, что через мгновение появится он сам…
В спальне вдруг оглушительно грохнуло. Ольга вздрогнула и пришла в себя. Сон наяву оборвался, она вновь оказалась на кухне.
Господи, с отчаяньем подумала она, совсем про него забыла. И как меня угораздило?
Она жила в четырехкомнатной квартире. Верней, еще толком обжиться не успела. Дом сдали в прошлом году, а квартиру она купила в начале лета. Тогда в июне приятно было бродить среди мебельных развалов, стены квартиры еще дышали свежей отделкой. Тогда она с улыбкой наблюдала, как Рольф-Павлов домовито и усердно собирает мебельные гарнитуры, пыхтит и мелко, по-домашнему матерится, когда в отверстие не заходит винт или резьба на гайке оказывалась с дефектом. Вечерами они сидели на кухне, единственном обустроенном месте, и Рольф-Павлов рассказывал ей об отце и дядьях – краснодеревщиках с Кубани. Он пил из фирменных доппелей смирновскую водку, и было заметно, что ему сладко вот так сидеть с ней на кухне и отдыхать от трудов праведных. Была возможность нанять специалистов, они собрали бы мебель за считанные часы. Но Рольф уперся, и пыхтел, и мелко матерился, ломая с непривычки ногти.
Потом она с ним рассталась, снова сошлась и опять рассталась. А квартира за это время приобрела вид нежилого великосветского салона с явными признаками поклонников фетишизма, в котором набегами ночуют изголодавшиеся плебеи, и стойкий запах водочного перегара в гостиной давно смешался с тонким ароматом кофе и хорошего коньяка. А в сверкающей нержавеющей сталью и итальянским кафелем уборной воздух неистребимо отдавал рвотой, попойками, скукой, и извращенными глупостями от этой скуки.
Бородин появился в коридоре белый как червь, ошарашенный и самодовольный. На его лоб падала прядь светлых, выгоревших на солнце волос, а в глазах прыгали зеленые черти.
И Ольга снова презирала его, как тогда в коридоре. Невесомая вуаль ненависти упала на ее глаза.
- Ты бы оделся,- произнесла ровным без интонаций голосом.
- Ты уж извини, там…- Бородин нерешительно потоптался на месте.- Я не хотел…
Ольга смотрела на него безучастно, так равнодушный хозяин смотрит на своего кота. Через мгновение он все же решился, стремительно прошел на кухню, неловко поджимая босые ноги, и эффектно (не иначе как тренировался только что) встал перед ней на одно колено. В его глазах плавала оранжевая страсть.
- Я люблю тебя! Полюбил с первого взгляда… Не могу без тебя! Дышать не могу! Жить не могу!- Он припал прохладной щекой к ее голым бедрам, скользнул шелковистыми губами по круглой коленке.
- Как тебя зовут?- Она почувствовала, как Бородин несильно, но всем телом вздрогнул и затаился. Лучше бы встал и врезал по бесстыжим черным глазам.
Она выждала несколько секунд и поднялась со стула, стряхивая безвольное тело.
- Ты позавтракаешь или сразу уйдешь?
Он помотал головой, на краткий миг она его даже пожалела. Встал с колен и пошел в спальню.
- Переживешь,- вслед ему прошептала она.
Через три минуты Бородин затопотал в прихожей. Ждал, выйдет проводить или нет?
Ольга вышла.
- Ты говорил, что тебя с работы уволили?