Могилы из розовых лепестков

— Чёрт возьми, я не ребёнок.

— Знаю, — я обняла её, а затем побежала к двери.

Когда я протиснулась наружу, на меня обрушилась гнетущая, леденящая до костей тьма. Я плотнее запахнула своё чёрное пальто, проигнорировав пуговицы, которые позволяли воздуху проникать между подкладкой и тканью моего платья. Я прищурилась в темноте, пытаясь разглядеть очертания человека, но облака стального цвета закрыли луну и несколько звёзд. Единственный свет исходил из высоких, похожих на щели окон сарая. Это мало что делало для освещения парковки.

Неужели он уже ушёл? Я подождала ещё минуту. По-прежнему никого. Я уже собиралась вернуться внутрь, когда из-за угла сарая вывернул ржаво-серый пикап, от колёс которого во все стороны разлетелся слякотный снег. Я отпрыгнула назад, чтобы не промокнуть насквозь.

Каджика наклонился и опустил пассажирское стекло.

— Передумала?

Я резко кивнула. Открывая дверь, я сказала:

— У тебя есть десять минут моего времени. Не вся ночь.

Я снова подняла стекло, затем пристегнула ремень безопасности.

Каджика свернул на узкую грунтовую дорогу, прочь от сарая, пристально глядя на дорогу. Я молилась, что приняла правильное решение, согласившись на встречу с Гвенельдой. Я молилась, чтобы она прислушалась к моему требованию, чтобы они оставили меня в стороне от их борьбы.

В машине было так же тихо, как и темно.

Слишком тихо.

Слишком темно.

Ледяная тьма окутала поля вокруг нас.

Какого чёрта я согласилась поехать с совершенно незнакомым человеком?

Снова.

Я решила, что у меня серьёзные проблемы с самосохранением. Когда я успела превратиться в девушку, которая запрыгивает в машины к мужчинам, которых едва знает? Что случилось с Катори, которая гордилась тем, что была умной? Даже будучи ребёнком, я никогда не принимала конфеты от незнакомых людей — даже на Хэллоуин. Я была девочкой, которая ходила в костюме жуткой балерины или мёртвой Покахонтас, стучалась в затянутые паутиной двери, чтобы посмотреть, какое ужасное существо скрывается за ними. Чем страшнее был костюм человека, тем больше я визжала от восторга. Может быть, в этом и была моя проблема: я не искала удовлетворения, я искала острых ощущений.

И, очевидно, отдавать свою жизнь в руки незнакомых мужчин приводило меня в восторг. Я была серьёзно невменяема.

Я взглянула на лицо Каджики, которое светилось от света приборной панели. Всё в нём было сильным и острым — его нос, подбородок, коротко подстриженные чёрные волосы, челюсть и кадык. Всё казалось отточенным и отшлифованным.

— Где ты взял машину? Ты украл её?

Его пристальный взгляд метнулся ко мне, прежде чем снова сосредоточиться на дороге. Я ждала, что он ответит, но он не ответил.

Я попробовала ещё раз.

— Рад вернуться?

Он снова посмотрел на меня. И снова он ничего не сказал.

После пары действительно долгих и спокойных минут я спросила:

— Ты отказываешься со мной говорить?

На этот раз, не отрывая внимания от дороги, он сказал:

— Я бы предпочёл не тратить десять минут, которые ты мне выделила, на обсуждение пустяков.

— Это была фигура речи. Например, когда люди говорят: «Я буду готов через минуту». Это редко бывает минутой, — я вздохнула. — Послушай, я останусь столько, сколько потребуется, чтобы убедить вас обоих покинуть Роуэн навсегда, и, надеюсь, это не займёт всю ночь.

— Если это причина, по которой ты едешь со мной, тогда я должен отвезти тебя домой.

— Что? Почему?

— Мы с Гвенельдой никуда не уйдём.

— Но ты сказал…

— Я сказал, что приведу тебя к ней, чтобы ты могла сказать ей, чтобы она перестала вмешиваться в твою жизнь, — его глаза встретились с моими. — Я не предлагал устроить прощальную вечеринку.

Унижение и гнев боролись во мне.

— Я больше не позволю вам никого убить, — сказала я сквозь стиснутые зубы. — Я не думаю, что ты понимаешь, насколько я серьёзна.

— О, мы понимаем. У нас просто нет выбора. Наше племя должно воссоединиться. Пришло время.

— У каждого есть выбор!

— Не тогда, когда Великий Дух выбирает тебя.

— Великий Дух выбрал меня, но ты не видишь, как я бегаю вокруг Роуэна, принося в жертву невинных, чтобы воскресить клан зомби!

— Мы не… зомби.

— Ты вышел из могилы!

— Где мы были в сохранности. Мы не умирали.

— И ты думаешь, что это нормально?

— Нет. Но мир ненормален. Ты думаешь, что фейри, летающие вокруг, это нормально? Открой глаза, Катори. Открой глаза и оглянись вокруг. Твой нормальный мир умер вместе с твоей матерью.

Моё сердце колотилось, как голова Конского Хвоста в клетке.

— Ты такой бесчувственный.

— Чувствительность делает тебя слабым.

— Ну, то, что ты мудак, не делает тебя сильным.

Его взгляд снова метнулся к дороге.

— Нет. Я полагаю, что это не так, но это делает тебя жизнерадостным. И после того ада, через который я прошёл, мне нужна каждая унция стойкости, которую я могу получить.

— Так вот почему ты дрался сегодня вечером? Чтобы проверить твою стойкость?

— Я дрался, потому что… потому что мне было любопытно, во что превратились мои тело и разум после двухсот лет магической инертности.

— Ты действительно быстро научился водить, — сказала я.

— Блейк, — он сделал паузу, — научил меня.