Но вдруг опять вернулось прежнее. Софья Андреевна два вечера подряд сидела с ним, говорила просто и о простом, не прогоняла его и, наоборот, тянулась к нему, говорила ему ласковое, и в ее глазах он видел то, что его смущало и к чему он бессильно влекся. Она говорила ему, что «почти любит» его, и он всматривался в ее глаза. И спрашивал себя: «Это любовь? А я люблю ее?» Но вспоминал Пагу и невольно перекашивался в гримасе боли.
— Что с тобой? — настороженно спрашивала его Софья Андреевна.
— Нет… Ничего!
— Тебе почему-то больно…
— Разве? Нет, мне не больно!
Все следующие дни она была такой же. Но когда она уходила в свою комнату и садилась в свое удобное кресло, она менялась: становилась сосредоточенной, начинала упорно думать, рассчитывать и соображать. «Как я скажу Иву, что я уже решилась? — думала она. — Ведь нельзя же допустить, чтобы он увидел, будто я и сама хочу этого. Пусть ему кажется, что я только уступаю ему. Почему уступаю? Да хотя бы для того, чтобы получить от него гонорар! И поэтому, когда мы встретимся, я первая ни за что не заговорю об этом. Пусть заговорит он сам!» Это казалось ей важным и нужным, хотя она не ясно понимала, зачем это нужно и чем это важно. Но она видела в этом какое-то преимущество для себя, а поэтому хотела заранее укрепиться и стать сильнее его. «Главное же он, конечно, не должен знать мой план. Ни за что не должен!» Это было для нее непременным и обязательным, так что она даже с некоторым страхом думала, что Ив может проникнуть в ее мысли и угадать ее план. «Ни за что! Ни за что! — уверяла она себя. — Ведь это… Это, как Пагу! А вдруг я надломлюсь? Нет, я конечно, не надломлюсь, но…. но… Пусть все будет только мое, только мое! Но неужели я могу надломиться? Я? Надломиться?» Она иронически кривила губы, но знала, что какая-то тень сомнения есть в ней. «Надо будет протелефонировать ему! — решила она. — Если делать, то надо начинать делать!» Несколько раз подходила к телефону, но, не успев взять трубку, отходила и возвращалась к себе. И не понимала: почему она не решается телефонировать Иву, а откладывает? Что ей мешает? «Страх? Неужели я боюсь?»
Но случилось так, что на другой день, часов в 12, Ив сам позвонил к ней. Она обрадовалась его звонку, но тут же сдержала себя и заговорила спокойно и немного холодно.
— Сегодня и у меня есть новость! — сказал Ив. — Я должен завтра уехать.
— Могу я знать, куда?
Она спросила и осталась довольна тем, как спросила: голос был равнодушный и слегка насмешливый, какой был у нее всегда, когда она говорила с Ивом. И сейчас она была довольна тем, что говорит «как всегда».
— Все туда же. В Эквадор.
— И надолго?
— Этого я еще не знаю. Недели на две, на три… Вы можете приехать ко мне сегодня вечером?
— Если это надо… — словно бы нехотя и вынужденно согласилась Софья Андреевна.
— Да, надо. Приезжайте.
Он сказал так, как говорят, когда кончают разговор, но не замолчал, а с легким нажимом спросил:
— Вы уже готовы? Вы уже решили?
Софья Андреевна на полсекунды замялась, но сразу же нашла ответ.
— Об этом — вечером.
— Хорошо, вечером! — спокойно согласился Ив.
Она положила трубку, и ее глаза заблестели. «Ага! Как это хорошо вышло: не я его вызвала, а он меня!» Прошла к себе в комнату, села в кресло и стала думать все то же. «Не надо начинать самой. Ни за что! Пусть начнет говорить он. Я даже нарочно начну разговор о чем-нибудь постороннем, а совсем не об этом деле. И когда он сам спросит, тогда только я…» Старалась предугадать слова и вопросы Ива и подыскивала ответы.
Вечером они встретились. Здороваясь, очень пытливо посмотрели друг на друга, но тотчас же отвели глаза, как будто каждый не хотел, чтобы другой увидел эту пытливость.
— Коктейль? Хайболл? — предложил Ив.
— Хайболл… Но по моему рецепту: покрепче!
— Да, конечно.
Сначала сидели молча, нащупывали глазами, нацеливались и примеривались.
— Вы еще не отказались от своего замысла? — спросила Софья Андреевна, чувствуя, что этот вопрос безвреден.
— А вы разве помните хоть один случай, когда я отказался бы от задуманного? — огрызнулся Ив. — Если я ставлю перед собой «могу», то я не отказываюсь от него, пока не сломаю себе все зубы. Если мне что-нибудь нужно, то — нужно!
— Но зачем оно вам?
Софья Андреевна хотела задать этот вопрос пренебрежительно, пожав плечами, как будто говорит о какой-то пустячной прихоти, о случайном капризе и удивляется, как можно настойчиво интересоваться этим вздором. Но неожиданно для себя спросила напористо, даже немного горячо. И эта горячность чем-то задела Ива. Он поднял голову.
— Зачем? Так ставить вопрос нельзя. Всякое «зачем» предполагает цель, а цели у меня нет: я ничего не добиваюсь своим «могу», а добиваюсь только его самого. Самоцель! И, значит, надо спрашивать не «зачем», а «почему».
— Хорошо, пусть так. Почему же ваше «могу» так нужно вам?
Ив неприятно поморщился.
— Вы работаете со мной вот уж 20 лет и до сих пор не понимаете меня. Почему мне нужно мое «могу»? Потому что оно — это я. Оно — моя природа.