— Ты в порядке, любимая? — спрашивает Марк, обнимая ее. Она кивает, шмыгая носом, когда берет себя в руки, и наклоняется в его объятия.
— Я просто так счастлива, что мы все здесь вместе. Быстренько, сфотографируй меня и детей, когда он будет проходить мимо.
Мы с Марком отступаем назад, чтобы освободить Ханне и Райану достаточно места, чтобы они могли встать по обе стороны от своей мамы, ожидая момента, когда в кадре появятся сани с подъемником.
— Кэмерон, Кайла, вы тоже идите сюда, — говорит Шерил, подзывая нас к себе.
Когда потом Марк показывает нам фотографию, я вижу, что моя рука лежит на плече Ханны, как раз там, где ей и положено быть.
— Это точно кадр для фоторамки, — говорит он, похлопывая меня по спине.
Ужин — это роскошное, шумное мероприятие, сопровождаемое смехом, чоканьем бокалов и пожеланиями
— Не могли же мы сегодня есть только один вид картофеля, не так ли? — саркастически замечает Марк, разделывая птицу.
— Пюре — мое любимое, — улыбается Ханна. — Но Райан предпочитает хрустящий картофель.
— Это же не соревнование, — говорит он, откусывая с громким хрустом.
— Ты можешь определить победителя, — говорит Шерил, одной рукой сжимая мое плечо.
— Ох, спасибо, никакого давления, — смеюсь я, накладывая оба вида на свою тарелку.
Марк и Шерил смущают Ханну и Райана историями из их детства, пока мы едим, и наблюдать за этим приятно. Они семья, чья любовь обильна и всеобъемлюща, чьи поддразнивания благонамеренны и никогда не бывают жестокими.
Мои же родители даже не были расстроены, когда я написал им, что уеду на праздники, и сказал, что они увидят меня, когда вернусь. Я делаю мысленную заметку пообщаться завтра с ними в видеочате, но сейчас все мое внимание сосредоточено здесь, в этой комнате, на этих людях.
Вместе убрав со стола, мы оказываемся в гостиной в основном в горизонтальном положении, животы сыты, сердца согреты. Дровяной камин пылает, из динамика звучат рождественские песни, а на кофейном столике в центре комнаты мы начинаем собирать традиционные семейные пазлы Ричмондов.
Время проходит в безмолвной дымке, пока мы раскладываем кусочки по цветам, по ходу дела дополняя картинку. Марк дремлет в кресле у камина, а нога Ханны в носке забирается мне на колени под столом.
— Ладно, поднимайтесь, если хотите
Я знаю, что
— Вау, вы это испекли? — спрашиваю я.
— О, небеса, нет. Зачем мучаться, если в
Я разражаюсь смехом.
— Что тут смешного? — говорит Райан, поливая свою порцию густыми сливками.
— Не думаю, что я когда-либо в жизни ел каштаны, а сегодня я ем их уже в третий раз.
Мы на финишной прямой, складываем кусочки пазла в последнюю секцию, пока рядом с нами потрескивает огонь. За окном идет сильный снег, а я выпил как раз столько вина, сколько нужно.
— Не забудьте про свою обувь, — говорит Шерил, взъерошивая волосы Райана, когда они с Марком отправляются спать.
— Не староваты ли мы уже для этого? — смеется он.
— Для рождественского волшебства никогда не бывает поздно, мои дорогие. Сладких вам снов, — она посылает нам всем воздушные поцелуи и поднимается по лестнице, а мы возвращаемся к нашей головоломке.
— Что это значит?
— Французские дети ставят свои башмачки перед камином в канун Рождества, чтобы
— Это мило. Вы и чулки вешаете?
Она качает головой:
— Только обувь. Мы всегда завидовали нашим друзьям дома, которые получали подарки в чулки, но оказалось, что и они завидовали нашим туфлям, полным шоколада.
Райан тянется к миске с орехами и бросает несколько в рот:
— Когда мы были детьми, Ханна всегда возмущалась, потому что у меня ноги были больше, поэтому я получал больше конфет, чем она.
— Конфет, — смеется она, бросая подушку ему в голову. — Ты теперь такой американец (прим. в Английском языке есть два варианта слова конфеты: sweet [свитс] — британский вариант, candу [кэндис] — американский).
— Вот и все, — говорит он, бросая ее обратно. — Я встану пораньше, чтобы украсть твои