Могучая крепость

Эйдрин Веймин откинулся на спинку своего кресла и устало потёр глаза. Сообщения и отчёты перед ним начинали расплываться, когда он пытался их прочитать, и здравый смысл пытался настоять на том, что ему пора отправляться спать. Он всё ещё мог поспать пару часов до рассвета, и Лангхорн знал, что они были ему нужны.

Ему казалось, что в сутках никогда не бывает достаточно часов. Это было справедливо для любого интенданта, даже когда он действовал открыто из своего кабинета во дворце своего архиепископа. А так как он был вынужден выполнять свои обязанности скрываясь, чтобы те самые светские власти, которые должны были подчиняться его указаниям, не нашли его и не притащили к вероотступному «архиепископу», ситуация могла только ухудшиться.

«И всё же, — криво усмехнулся он, опуская руку, — по крайней мере есть какие-то компенсирующие факторы, не так ли? Например, потеря семафора. — Он фыркнул. — Возможно, мне придётся беспокоиться о таких мелочах, как проклятие потерянных душ, вероятности быть схваченным и осуждённым за измену, быть казнённым — и о других подобных мелких проблемах. Но, по крайней мере, чёртов трафик сообщений значительно сократился!»

Его губы дрогнули от собственной слабой попытки пошутить, но в этом было больше, чем немного правды. Здесь, в Святом Жастине, он был в такой же безопасности, как и в любом другом месте завоёванного Корисанда, и правда заключалась в том, что он почти не боялся быть выданным властям. Это было не совсем то же самое, что отсутствие страха, но всё же что-то близко к этому. И по мере того, как движение сопротивления распространялось по городу, его щупальца и информационные каналы продолжали распространяться и расти вместе с ним. И всё же, несмотря на то, что это означало неуклонно растущий поток сообщений и отчётов, потеря доступа к семафорным станциям Матери-Церкви полностью отрезала его от событий в остальной части княжества.

Депеши, доставленные ему сюда контрабандой от епископа-исполнителя Томиса Шилейра доверенными курьерами, были одновременно короткими и загадочными. По сравнению с плавным, почти мгновенным общением, к которому он привык до вторжения черисийцев, это было похоже на то, что его сделали глухим и слепым. Ему это совсем не нравилось, и особенно не нравилось из-за того, как мало он знал о том, что на самом деле происходило за пределами Менчира.

«Ты так думаешь потому, — сказал он себе, — что тебя беспокоит, что на самом деле не доверяешь способностям епископа Томиса справиться с чем-то подобным. Он не самый умный епископ, которому ты когда-либо служил, так ведь? Но, по крайней мере, он полон решимости что-то сделать, вместо того, чтобы продавать себя черисийцам, и не стоит чихать на это, Эйдрин!»

На самом деле это было не так, и, справедливости ради к свергнутому епископу-исполнителю, контакты, которые он, по-видимому, установил с такими людьми, как граф Штормовой Крепости, граф Глубокой Впадины и барон Ларчрос, звучали гораздо более многообещающе, чем вообще ожидал Веймин несколькими месяцами ранее. Конечно, у Веймина не было никаких реальных подробностей о том, как именно приедут епископ-исполнитель Томис и его светские союзники, или что именно было у них на уме, и он был мучительно осторожен, чтобы не записать ни единого слова о них в письменном виде, даже здесь. Впрочем, на самом деле это не имело значения. Его собственные инструкции исходили от самого Великого Инквизитора, изданные в качестве меры предосторожности задолго до вторжения черисийцев. Шилейр знал — примерно — в чём заключались эти инструкции, и Веймин не сомневался, что он учитывал это знание в своих планах и планах своих новых союзников, но что бы они ни замышляли, это не меняло миссии Веймина.

«А ведь викарий Жаспер был прав, — ещё раз напомнил себе интендант. — То, что происходит на севере, важно, может быть, даже критично, но то, что происходит прямо здесь, в Менчире, ещё важнее. Это не просто столица, это самый большой город во всём Княжестве, и все остальные города и городишки наблюдают за тем, что здесь происходит. Если этот „Регентский Совет“ и Кайлебов „генерал-наместник“ не смогут сохранить здесь свой контроль, то остальная часть Княжества будет гораздо охотнее бросать им вызов».

Он снова подался вперёд и потянулся за следующим отчётом. В некотором смысле он ненавидел записывать всё это, хотя и был осторожен, используя кодовые имена, известные только ему, для идентификации большинство своих агентов. Письменные записи были не самой безопасной вещью для заговорщика, чтобы хранить их, где попало, но без них он быстро потерял бы способность отслеживать свои собственные операции. Это был вопрос достижения наилучшего баланса, который он мог найти между безопасностью и эффективностью.