Могучая крепость

— Подумай об этом, — ответил Мейк. — Они сделали именно то, что вы предсказывали. И им это сошло с рук, потому что ни Тораст, ни харчонгцы не сделали того, что вы рекомендовали в течение нескольких месяцев. Так что теперь у черисийцев есть свои передовые базы, именно там, где, как вы предсказали, они хотели бы их видеть. Если уж на то пошло, именно там, где, как вы сказали Торасту, они их разместят, после того, как вы получили депешу от губернатора Кейроза! И я не сомневаюсь, что их присутствие будет очень неприятно ощущаться. Что, в свою очередь, усилит давление на вас… и на меня, как только канцлер Трайнейр и его коллеги, — Мейк был слишком осторожен, чтобы использовать термин «Группа Четырёх» даже с кем-то, кому он доверял так же, как доверял Тирску, — услышат об этом. Согласны?

— О, я могу с уверенностью сказать, что во многом с этим согласен, — сказал Тирск, и епископ пожал плечами.

— Ну, когда они начнут кричать на вас, чтобы вы сделали что-то — что угодно — я, например, собираюсь указать им — довольно решительно — что, если бы они послушали вас с самого начала, вам не пришлось бы делать вышеупомянутое что-то — что угодно — чтобы вытащить их задницы из трещины, в которую они так плотно втиснулись.

Брови Тирска поползли вверх. Он и Мейк обнаружили, что работают во всё более и более тесном контакте, а его уважение к шуляриту неуклонно росло. Однако он должен был признать, что его готовность доверять Мейку получила серьёзный удар по мере того, как количество сообщений, поступающих из Храма, росло. Он прекрасно знал, что Мейк не имел ничего общего с этим… этим… безумием, но епископ был шуляритом, и Тирску было трудно его за это простить.

«Вероятно, потому, что я сам провёл так много времени в „официальной немилости“ после Скального Плёса, — подумал он сейчас. — Какое-то время я был совершенно уверен, что Ферн собирается передать меня либо Торасту, либо Инквизиции в качестве козла отпущения от Королевства. Так что, полагаю, я лучше понимаю, какой явный цинизм кроется во всём этом. Но кто мог подумать, что Клинтан зайдёт так далеко… Убить сразу стольких своих коллег-викариев, а также стольких епископов и архиепископов уже было бы достаточно плохо, особенно таким образом! Но их семьи? Безумие!»

Он знал, что он был не единственным доларцем, который чувствовал то же самое, хотя очень немногие из тех, кто это чувствовал, были достаточно глупы, чтобы сказать это. И он подозревал, что епископ Стейфан был очень близок к тому, чтобы разделить его собственные чувства. С другой стороны, Клинтан высказал свою точку зрения предельно ясно. Предательство будет наказываться так же сурово, как и ересь… а всё, что не является полной и безоговорочной лояльностью, по определению является предательством.

«И я не сомневаюсь, что военное поражение тоже будет определено как „предательство“, — мрачно подумал он. — Особенно, если кому-то уже однажды не повезло потерпеть поражение. Полагаю, я должен думать об этом, как о дополнительном стимуле преуспевать».

Эта последняя мысль пробудила в нём, как минимум, проблеск веселья, и он был благодарен за это. В последнее время ему было трудно находить смешные мысли.

— Я не думал об этом именно с такой точки зрения, милорд, — сказал он с ледяной улыбкой. — Мой предыдущий опыт быть правым, когда все остальные были неправы, точно не наполнил меня безграничной уверенностью в том, как они отреагируют, когда всё это повторится. По моим наблюдениям, влиятельные люди становятся ещё более мстительными, если вы настаиваете на том, чтобы доказать, что они всегда ошибаются.

— Ох, но на этот раз вы будете держать рот на замке. Вы не скажете ни слова, ни об Острове Когтя, ни об Острове Сокровищ. Вы просто приведёте свои обычные, хорошо аргументированные, убедительные доводы о том, как мы должны реагировать. А я вотру всю соль в раны. По крайней мере, что-то хорошее должно получиться из…

Епископ внезапно умолк. На мгновение его губы сжались, затем он пожал плечами.

— По крайней мере, что-то хорошее должно получиться из того, что вы снова оказались правы, — закончил он.

Тирск молча кивнул, но его глаза были очень внимательными. Он знал, что то, что начал говорить Мейк, было самым близким, что он когда-либо от него слышал, к тому, что можно было бы истолковать как отдалённую критику главы его собственного ордена. И всё же, как подумал Тирск, в этом была определённая мрачная правда. После жестокой демонстрации Клинтана, никто из прихожан и практически никто из епископов и архиепископов не собирался даже выглядеть так, будто они спорят с епископом-шуляритом.

— Я надеюсь, что вы правы насчёт этого, милорд, — сказал Тирск, намекая на то, что сказал епископ, а не на то, чего он не сказал. Их глаза встретились, и он увидел понимание во взгляде Мейка. Затем епископ дёрнул плечом.

— Итак! Что вы посоветуете? — спросил он.

— На самом деле, милорд, если вы серьёзно насчёт свободы действий, которой я, вероятно, буду наслаждаться, я думаю, мы сможем превратить это в возможность, а также в проблему.