— Разумеется. Некоторые хотят, чтобы император был всего лишь третейским судьёй или что-то вроде того. Они покровительствуют всяким народническим кружкам, подбивают чернь на восстания, устраивают раздоры среди аристократии и делают всё, чтобы растащить империю на клочки, которые будут подчиняться только им. Нельзя этого позволить, — Марианна вытерла руки салфеткой. — Готова биться об заклад, что и за нападениями на Воротынских стоят эти же люди. Их цель — вражда всех со всеми. Разделяй и властвуй, как говорится.
Удивительно, как изменился тон Салтыковой. Она говорила с жаром, словно её до глубины души возмущало такое положение вещей. Вот только я-то знал, что на нас напали вовсе не те, кто желал ограничить императорскую власть, а некая коалиция с противоположными взглядами, считающая Воротынских чуть ли не предателями государя. Но об этом распространяться, пожалуй, не стоило.
— К сожалению, я не знаю, кто на нас напал. Даже если Воротынские что-то выяснят, мне они не расскажут. А вы, получается, выступаете за централизацию власти?
— Государь — наместник Солнцеликого на земле, он и должен править, а не горстка князей, которые каждый на себя одеяло тянет. Таков порядок установлен Всевышним, и наш долг — его блюсти, иначе нас ждут беды.
Рассуждения эти чем-то напоминали разговоры пленного фанатика. И я подумал, что пора беседу заканчивать.
— Да, прекрасно. Кажется, времени уже много, — я посмотрел на настенные часы. — А мы всё сидим и сидим. Не хотелось бы опоздать к отбою.
— Да, конечно, — легко согласилась Салтыкова. — Опаздывать нельзя, иначе накажут. Я вас подброшу до ворот.
Заплатив каждый сам за себя, мы покинули ресторан.
На обратном пути мы говорили мало. Я всё думал о словах Марианны. Странно было слышать из уст этой молодой дамы такие разговоры в поддержку единоличной царской власти. С другой стороны, она не сказала ничего такого, что не внушали каждому аристократу или простолюдину с детства. Император — наместник Солнцеликого и потому нами правит. Отрицание этого считалось преступлением.
И всё равно я не до конца понял, что хотела Марианна. Чтобы я перевёлся в другую школу? Ей-то какой в этом интерес? Но помочь с этим она, вероятно, мне сможет. Осталось вопросы с попечителем решить. Возможно, стоило обратиться к отчиму. В конце концов, какая ему разница, где я учусь? Не деньги же от него требую. А написать заявление — невелик труд.
Вернувшись в комнату, я опять столкнулся с любопытством своих соседей, которое мне уже порядком надоело. Сколько можно каждому объяснять, куда я пошёл или почему отсутствовал целый день? Какое их дело, в конце концов?
— Ты где был? — удивился Аркадий.
— На свидании, — ответил я.
— Правда? С кем? — оживился Жеребцов.
— С кем надо. Господа, как думаете, у меня могут быть дела, которые вас не касаются? Или я должен о каждом своём шаге отчитываться только потому, что вы тут со мной живёте? — я обвёл взглядом всех троих.
— Ну не хочешь — не говори, — буркнул Аркадий.
Ощущалось, что мой резкий тон немного обидел его, но на следующее утро всё недовольство испарилось, и мы опять общались, как обычно.
В этот день после тренировок я занялся перепрятыванием тетради на случай, если обыски повторятся. Завернул её в одну из своих старых рубах, а вечером, когда шёл на тренировку, спрятал под кофтой и незаметно вынес из комнаты. Закопал за «трущобами» рядом с толстым клёном.
Тоже не идеальный вариант, конечно. Разрытая земля может привлечь чьё-нибудь внимания, или моё копошение здесь. Камер вроде как нет, но кто знает, какие тут ещё средства наблюдения имеются. А вдруг меня случайно кто-то из-за деревьев увидит? Но лучшего способа спрятать вещь мне в голову не приходило.
О том, что работы на этой седмице точно не будет (хотя и по словам Воротынского можно было это понять), мне сообщил Седов в четверг после стратологии. Он наедине вручил мне конверт с вознаграждением и рассказал новость. Я спросил, как долго нас не будут пускать на нижние слои, но Седов не знал. Как начальство решит.
Также он предупредил, что в школу скоро может нагрянуть проверка, и нам не стоит распространяться о нашей работе. Формально ничего незаконного в этом не было, ведь занимаемся мы ей в свободное от учёбы время, но ревизорам могло не понравиться.
В конверте я обнаружил сто тридцать пять рублей. В этот раз Воротынский тоже отблагодарил меня за помощь, но за камни заплатил меньше, поскольку добыча была весьма скудной.
В этот же день мы увиделись с Таней вечером после ужина. Со мной, как обычно, притащился Жеребцов, а с ней — Прасковья. Стали договариваться, как провести неделю. Я был свободен и при деньгах и не видел ничего дурного в том, чтобы прогуляться по городу, сходить в кино или посидеть в трактире или кафе.