Могусюмка и Гурьяныч

Хурмат перескочил с седла на ограду и открыл запоры. Во дворе ночевали караванные погонщики с верблюдами и лошадьми. Они готовились к отправке грузов на постройку нового медеплавильного завода.

Могусюмка выстрелил из ружья и крикнул, чтобы все ложились.

— Разбойник, разбойник! — завопили караванные работники.

Снова раздался выстрел.

— Ложись! — грозно прокричал Хурмат, и все, кто был во дворе, повалились на траву.

Ревели верблюды, и ржали лошади. Хибет и Могусюм ломились в дом.

Гюльнара не пускала их.

— Ты не войдешь сюда, разбойник, ты не посмеешь грабить!.. Тебя накажет аллах...

Сильным ударом Могусюм вырвал дверь.

Зажгли огонь. Султана нигде не было. Схватили Гильмана и Гулякбая и потащили их во двор. Они клялись, что еще вчера русские увезли Султан-бая в город. Могусюм желал мести, но он не хотел тратить зря свою злобу и не стал избивать родичей Султана: не они отобрали его невесту.

Могусюм открыл ту самую дверь, через которую его выпустила Зейнап.

— Зейнап!.. — кинулся Могусюмка.

Ее освободили от веревок и бережно отнесли в домик. Ей принесли платье, шаль, сапоги, красный суконный кафтан и серебряные украшения.

— Где Султан? Он бежал? — спрашивал Могусюмка.

— Нет... — слабо отвечала она.

— Идем со мной... Идем домой, на волю, в леса...

— Исправник увез мужа в город...

— Он не муж тебе.

— Меня проклянут... Могусюм, я погибла! Султана русские самого схватили. Что мне делать? Я боюсь закона... А муж меня загубит...

— Идем в леса, там у нас будет свой закон. Прочь закон лжи!

Могусюм спросил Гильмана и Гулякбая, что случилось, почему их хозяин у властей в немилости.

— Исправник винит во всем Султан-бая, что ты бежал,— рассказывал Гулякбай. — Сказал, что больше ему не верит. Увез с собой в Оренбург.

«Пусть бы его в тюрьме сгноили!» — подумал башлык. Он втолкнул обоих родичей бая в погреб.

Джигиты забрали ружья, пять фунтов рассыпного и самородного золота, целый мешок серебряных монет: видимо, собранных Рахимом. Мешок этот стоял в спальне бая. Забрали халаты, кафтаны, шубы.

Захватив всех лошадей, джигиты двинулись в обратный путь.

На небе ярко горела Большая Медведица. Рядом с Могусюмом на верховом аргамаке скакала красавица Зейнап.

С востока дул жаркий ветер.

***

Дом оренбургского генерал-губернатора с огромным садом выходил на главную улицу. Стояла жара. Откуда-то с юго-востока из пустынь дул горячий ветер.

В приемной у губернатора множество живых цветов, пальмы, картины, в кабинете четыре огромных полукруглых окна, портреты, массивный стол.

Сам губернатор — невысокий, очень полный, с багровым лицом. Узнав о событиях, происшедших в Юнусово, он решил показать, что не придает им большого значения. Были события поважней.

В Оренбурге шла большая подготовка к походу на Хиву. Съехалось множество интендантов. Подходили войска. Прибыли офицеры генерального штаба. Ждали, что, быть может, приедет известный художник Верещагин, который был в Бухарском походе. Должны были явиться несколько газетных корреспондентов.

Генерал-губернатор обсуждал дело о пойманных шпионах со своими ближайшими людьми. Гражданский губернатор, худой, седеющий человек, с поблекшими от старости голубыми глазами, с прямым носом и худыми, жесткими руками, надушенный и модный, стоял за строгие меры.

— Что вы, господа, волнения желаете вызвать? — возражал ему генерал-губернатор.

— Исправник, мне кажется, совершенно прав. Нужна осторожность...

— Да он сам взятки брал у этого Султана!

— Об этом я еще буду говорить с ним.

Губернатор подумал о том, что пятнадцать лет тому назад при императоре Николае, когда здесь был генерал-губернатором Василий Алексеевич Перовский, за такой случай ухватились бы обеими руками. Немедленно пошла бы карательная экспедиция, в ход пустили шпицрутены. Этих мулл и кулаков, у которых скрывались шпионы, рекомендовавшие себя проповедниками, забили бы в колоду. Теперь другой подход. Зачем бессмысленно озлоблять? Башкирские крестьяне неповинны в том, что шпион так далеко забрался. Другое дело Темирбулатов.

Губернатор потребовал исправника, который в этот день только что вернулся в Оренбург и привез с собой Султана.

Иван Иваныч, волнуясь, вошел в кабинет. Еще по дороге в степи много думал он о происшедших событиях. Стояла жара, он часто пил коньяк, но это не мешало ему смотреть на дело трезво.

— Я осмелюсь сказать, ваше высокопревосходительство, что дело здесь довольно серьезное, и на этот раз необходимо проект Зверева и Хэнтера провалить. А Султана Темирбулатова, несмотря на то, что он моим приятелем считается и я всегда был с ним в свойских отношениях, простите за выражение, надо взять в оборот.

Иван Иваныч сказал, что давно подозревал Султана и следил за ним и за всей той волостью, бывал там часто.

Губернатор выслушал исправника внимательно и согласился.

— Ни в коем случае деревню не сгонять, — сказал он. — Не допускайте брожения. Мы не можем всегда плясать под дудку заводчиков.

— Мне кажется, Зверев — авантюрист, подставное лицо, а фактический хозяин Хэнтер, — сказал генерал гражданскому губернатору, когда исправник ушел.

Он вызвал адъютанта.

— Темирбулатова ко мне!