— Э-э… Около суток…. Не перебивайте меня, фрау… — он нервно моргнул и дернул лицом. — Так вот. Я глубоко признателен вам за возможность так быстро ознакомиться с этим трудом, в котором, надо признаться, господин Кравцов превзошел самого себя. И раз уж вы так неожиданно свалились ко мне, то будет любезно с вашей стороны помочь мне проверить теоретические выкладки Кравцова на практике. У нас есть целых два испытуемых, — он мотнул головой в сторону Гоши и Иннокентия. — Если они дадут согласие, мы попробуем обнаружить в них спящие ахно-волны и разбудить их. Если верить профессору, их сила должна быть внушительной. Помогите мне, убедите их.
Клара с облегчением выдохнула. Все-таки этот ненормальный Кауфман говорил вполне логичные и разумные вещи. Но он сказал, что прошло около суток. Как такое возможно? Если что-то случилось с часами, то… О! Нет! Неужели они сломались?!
Она встала с кресла, подошла к столу и посмотрела на часы. Судя по стрелке, не прошло и полминуты с тех пор, как она проснулась. Что-то с ними не так. Но что?
— Я не могу решать за моих друзей, герр Кауфман, — сказала она, сдерживая в голосе дрожь. — Но я попробую им объяснить важность ваших опытов.
— Хорошо. Очень хорошо, — страшно обрадовался он.
Он подскочил, и не обращая больше внимания на Клару, суетливо схватился за книгу. Раскрыл ее и стал по одной выдирать страницы прямо из середины.
«Все это ничего не значит, — бормотал он вполголоса. — без остаточного электричества все эти теории не имеют никакого значения… Не имеют… Ха-ха… Теперь-то я докажу! Докажу этим теоретикам! Бездарностям! Ахногенам чертовым!..»
Клара смотрела на него, зажав рукой рот, чтобы не закричать. Книга! То, ради чего они так сильно рисковали, ради чего погиб профессор. Гошенька. Она с ума сойдет! Как остановить этого психа? Как?
Но вид у Кауфмана был действительно безумный. Клара зажмурилась и приказала себе: Нет-нет-нет! Ничего не делай! Будь проклята эта проклятая книга! Надо бежать!
Она вернулась к часам.
Как бы Клара их ни крутила, они продолжали вести себя неподобающим образом: секундная стрелка двигалась как надо, а минутная даже не шевелилась. Поэтому показалось, что Гоша и Иннокентий очнулись через целую вечность.
Клара познакомила их с Кауфманом, и рассказала о его предложении, промолчав о тех ужасных минутах, когда Кауфманом вырывал страницы из книги. И молилась, чтобы наблюдательная Гоша не спросила ее: “А что это за листы такие везде валяются, а, Кларисса?” Но Гоше было не до то них.
— Не нравится мне этот хмырь, — говорила она вполголоса, а Клара шикала на нее, чтобы не дай бог Кауфман не услышал.
— Мне тоже, — шептала она в ответ. — Но профессор тоже вспомнил о своем исследовании, и напоследок сказал мне, что не надо делить людей на ахногенов и бурлаков. Потому что ахно-энергия есть у всех. И кстати, — добавила она, как ей казалось, убийственный аргумент, — разве ты не к этому стремилась? Кроме того, чтобы вернуться, нам нужна ахно-энергия. Могуто-камень заряжается, но очень медленно. И я как-то, тоже… Не чувствую в себе сил.
— Фройлян права, — прогудел слесарь в поддержку Клары, и она одарила его благодарным взглядом, — впервые в жизни она почувствовала себя победительницей в споре с Гошей. — Но лучше пойти мне.
Гоша закусила губу.
— Нет, Иннокентий. Если что-то пойдет не так, мы с Клариссой вдвоем можем не справиться. Посмотри на этого чудика, кажется, у него не все дома… Начнем с меня. Если все получится — тогда ты.
— Добре, фройлян. Я подстрахую. Встану сзади, и если что пойдет не так, то… — он вдавил кулак одной руки в ладонь другой.
— Да… Но как он будет это делать?
Как он будет это делать, Отто Кауфман так и не сказал. Только твердил, что все будет наилучшим образом, не извольте беспокоиться.
Он усадил Гошу в то самое жуткое кресло, надел ей на лоб обруч, от которого тянулось множество разноцветных проводов — вот для чего он был нужен! — пристегнул ремешками руки и ноги вложил ей в руку могуто-камень, к которому тоже прицепил проводок, теряющийся в общей куче за спинкой кресла. Он носился между коробов и установок, нажимал какие-то кнопки, подкручивал ручки. На лбу у него появилась испарина, улыбка с лица сошла, и оно теперь выглядело напряженно, а лицо подергивалось все чаще. И чем дольше это длилось, тем больше Клара тревожилась. Гоша, опутанная проводами, выглядела совершенно беспомощной, и только Иннокентий, с мрачным видом наблюдающий за приготовлениями Кауфмана, немного успокаивал своим грозным видом.
Когда Кауфман сел рядом на табуретку и надел себе на голову такой же обруч, опустил вниз большой рычаг, Клара вдруг поняла, что собственноручно обрекла Гошу на эксперимент, природу которого никто из них не понимает, и неизвестно чем все это может закончиться. Шкафы загудели и заморгали лампочками, а провода на голове Гоши вдруг заискрили и покрылись короткими молниями. Гоша задрожала, сначала мелко, а потом все сильней и сильней, пока руки и ноги ее, пристегнуты к креслу, не стали трястись.