Из темноты вдруг возникло еще более темное пятно, превратившись в собаку. Большая помесь овчарки с кем-то встала и заинтересованно покрутила ушастой мордой. А из темноты, переваливаясь, выкатились несколько плотных комков с хвостиками.
– Найда, иди спи! – буркнул сторож. – Опять голодная, что ли? Смотри, сейчас попрошайничать станет, мясо почуяла. И так сегодня обожралась, еле ходила.
– Кормит же. – я улыбнулся, глядя, как самый нахальный щен уже нюхает мои кроссовки, а его мамка, сев на задние, спокойно рассматривает меня.
– Эт да.
Я кивнул и пошел в сторону качалки. Подумал и причмокнул, хлопнув по бедру. Умница кормящая мать-героиня все поняла и потрусила следом. Остатки колбасы в моем рюкзаке ночь-то переживут, а потом? Не пропадать же добру, правильно?
Качалка, как утомившись за день вместе со спортсменами, мирно спала. Фонарь за решётчатым окном заливал её голубовато-белым светом и до кабинета добрался ни разу не споткнувшись.
Найда оказалась собакой воспитанной, колбасу вежливо обнюхала, лизнула ладонь и забрала её только когда положил на крыльцо. Махнула хвостом и убежала к своим, уже начавшим поскуливать, отпрыскам. Всегда любил мохнатых и никогда не имел собаки, вот ведь. А они, в свою очередь, всегда любили в ответ. Это вам не коты, эти любят честно и в ответ, преданно и без предательства.
На командирском столе меня ждала ещё пара сюрпризов: банка кофе и эмалированная кружка, с ручкой, обмотанной толстой ниткой чтобы не обжигаться. Под ней лежала записка.
«Кружка тебе, говорят, что нет. Здесь до среды не рисуйся, директор стадиона изволит нервничать, когда видит незнакомые рожи. Сахар в шкафу».
Чувство было знакомым и приятным. Дома оно в последнее время стало встречаться чаще, также, как связь с её Вайберами и Ватсапами урезали расстояние между теми, с кем с возрастом общаешься все чаще. С теми, кто тебе не брат, не друг, а что-то иное, большее, чем кровное родство.
В свертке оказалась хорошо прожаренная говядина, несколько краснобоко-тугих редисок и два огурца с зеленым луком. Просто, вкусно и вроде бы обычно, вроде бы…
Командир афганцев знал цену простым вещам, как и все они. И я знал, сходив в армию. Иногда оно сильно мешало, иногда помогало. Я включил чайник, взял кружку, крутя в руках и рассматривая. В детстве они всегда были рядом, потом появились на службе, потом снова пропали. Стальные и с эмалью, да.
Чайник разогревался совершенно не так, как китайские пластиковые. Сделанный, как все советское из надежнейшего хромированного… чугуния, он сердито ворчал и важно побулькивал. Я все крутил кружку, рассматривая сколы белой эмали и думал. Вспоминал еще не случившееся, вспоминал и думал о самых обычных мальчишках.
Таких же, как я-сегодняшний, гонявших на «Сурах», «Камах» и «Уральцах», стачивающих октябрятские звездочки до серого блеска, на переменах носящихся по коридорам школы, весной игравших в клёк и ножички, летом лазавших в дачи за зелеными яблоками и уматывающихся в футбик, рассаживающих локти с коленками в войнушке.
Через десять с небольшим лет мы все встретимся. Там, где сейчас всесоюзная здравница, потихоньку начинающая закипать. Два года, вроде так, два года назад мои родители ездили в Дагестан, привезли мне-сегодняшнему пластмассовую шашку и тонкую пачку фотографий с отпуска. Женщины в коротких платьях, довольно улыбающиеся мужчины, какая-то база отдыха с днем то ли Нептуна, то ли какого-то маскарада под самых настоящих индейцев.
Через десять лет мы, сейчас носящиеся в своих каникулах, встретимся там, в Дагестане, спаленном солнцем, Дагестане, где вот такие кружки будут вместо детских любимых чашек в горошек, с олимпийскими мишками или, не знаю, с всадниками Клодта. Встретимся, потеряем первых друзей с офицерами, отправимся дальше, в республику, где на зелено-белом флаге чернеет волк.
Так что… Хорошо, что все эти настоящие казаки с Ростова и Кубани, суровые челябинские парни и не менее суровые пацаны с Тагила и Ревды, невысокие чуваши с Чебоксар и хитрые ставропольские армяне сейчас просто могут стрелять из игрушечных автоматов. Играйте, пацаны, воюйте, пока война веселая и интересная. И на ней убивают «из последних сил», а враги встают и идут воевать снова.
Чайник закипел. Мясо оказалось жестковатым, уксусом пахло чуть больше нужного, но оказалось очень вкусным. И не странно, голод, так-то, лучшая приправа. Я хрупал редиской, сочной, немножко резкой и крутил в руках банку кофе. И удивлялся тому, как быстро меняются материальные ценности в нашей жизни. Эту вот банку, темного стекла и с высоким граненым горлом, могли купить не все. В ней, в отличие от жестяных упаковок советского производства, пряталось настоящее кофе.
Потому как на этикетке и крышке красовалась коричнево-красная голова индейца с двумя перышками и надписью Café Casique. Настоящий бразильский кофе… Ну, а кому настоящее, само собой. То не суть.