Мои 99 процентов

Однако, как выясняется, диван уже занят. На нем грудой навалены трусы. Трули, похоже, едва заметила мое появление: она немедленно возвращается за швейную машинку, ярко освещенную торшером, и стрекот машинки возобновляется.

Трули Николсон – королева культового инди-бренда нижнего белья под названием «Ё-Бельё». Критическим взглядом я смотрю на ее согнутую спину:

– Заканчивай давай. Думаю, на сегодня ты уже достаточно потрудилась.

Сомневаюсь, что она хоть что-то ела сегодня, а может, и вообще на этой неделе, чтобы не испачкать жиром пальцы. Крошки, пятна и капли – ее смертельные враги.

– Трули, мне нужно рассказать тебе о том, какую безумную глупость я только что сделала.

Тыр-тыр-тыр. Швейная машинка делает двухдюймовую строчку крохотных стежков. Затем слышится щелчок, и вновь начинается тыр-тыр-тыр.

Трули, как робот, приподнимает лапку машинки, разворачивает заготовку, опускает лапку обратно. Тыр-тыр-тыр. Взгляд у нее остекленевший. Я совершенно уверена, что она уже забыла о моем присутствии. Дожидаюсь, когда она заканчивает строчить, и выключаю лампу у нее над головой.

Ужасное заклятие развеивается. Трули роняет голову на руки, а я тем временем отыскиваю в холодильнике шоколадное молоко, у которого еще не истек срок годности. Смахнув с почти нового кресла гору грязной одежды, я усаживаю ее туда и сую соломинку прямо ей в рот.

– Перебор с драмой, – шепчет она хрипло, и ее бледно-зеленые глаза с трудом фокусируются на мне.

В один присест она осушает целый стакан. Сейчас ее руки ей не помощники.

Волосы Трули, выкрашенные в клубничный блонд, потускнели и теперь цветом напоминают скорее солому, а щеки с ямочками бледны. Она иронически зовет себя плюш-сайз. У нее впечатляющий бюст и попка в форме сердечка. Все линии в ее фигуре изгибаются, как будто ее нарисовали одним росчерком розового пера для каллиграфии. Жаль, что все так, как есть, а не то я женилась бы на ней. Я уже заранее ненавижу того, кого она выберет.

Хотя, конечно, ни один человек в здравом уме на такое не подписался бы. Я ненормальная.

Смотрю на готовые трусы. По десять штук в стопке. Принимаюсь подсчитывать. Их там пар триста, никак не меньше. А то и больше.

– Сколько ты просидела за машинкой?

– Сколько сейчас времени? А день какой?

Она не шутит.

– Вечер вторника.

Я отставляю стакан в сторону и, взяв ее холодную руку в свои, осторожно пытаюсь распрямить сведенные судорогой пальцы. Трули прикрывает глаза. Сухожилия твердые, как проволока. Я начинаю их растирать. Похоже, она уже даже ничего не чувствует.

– Ты себя так загонишь.

– Мой веб-сайт заглючил и удвоил заказ. На… двести… пятьдесят… пар. Я рыдала больше часа. – Тон у нее отстраненный. – Пятьсот пар в общей сложности.

Джейми в моей голове пытается прикинуть, сколько это будет в деньгах. В математике, конечно, я не слишком сильна, но много.

– Надо было просто отменить транзакцию.

– Я… не могла. Люди были бы расстроены.

Она забирает у меня руку и протягивает вторую. Пальцы на ней скрючены, и на этот раз, когда я пытаюсь их разогнуть, она вскрикивает от боли.

– Ой-ой-ой.

– Ты никому ничего не должна. Много тебе радости будет от этих денег, если твои руки превратятся в клешни? Туннельный синдром не шуточки.

Меня очень подмывает спросить, ходила ли она к врачу, но я сама терпеть не могу, когда мне задают подобный вопрос, поэтому прикусываю язык и снова отправляюсь на кухню. Ее холодильник – практически родной брат моего. Отыскиваю в морозилке хлеб и сую несколько ломтиков в тостер.

– Разобраться бы с этими заказами… – доносится до меня из комнаты ее сонный голос. – Ну ничего, я отошью эту партию и отправлю покупателю, и тогда…

– И тогда ты придумаешь какое-нибудь очередное ругательство или нецензурщину, и весь процесс начнется заново.

Трусы, лежащие на диване, с высокой талией, из органического хлопка, с плотными бесшовными краями и прочной неубиваемой ластовицей. Такие трусы никакая задница не зажует. На каждых сзади принт с каким-нибудь изощренным ругательством или нецензурным выражением. На тех, что сейчас на мне, на заднице красуется слово «Придурок» в стиле граффити.

Пока поджаривается тост, я просматриваю новую партию. Они красные в темно-синюю полоску. Практически бельевой вариант матроски. Только с надписью «Плесень водоплавающая». Несколько недель назад я фотографировала опытный образец.

– Мне нужны такие, – говорю я. – Мне кажется, или на них чего-то не хватает?

Трули протяжно стонет:

– Маленьких якорьков. Ну почему я решила украсить их якорьками?

– Потому что на тебя нашел такой каприз. Красивым девушкам положено капризничать.

– Ну, в результате моего каприза к этим трусам придется пришивать пятьсот миниатюрных якорей. Будь другом, выручай. – Она кивает на небольшой сверток.

– Не вопрос.

Мне не впервой пришивать к трусам всякие мелкие штучки, утюжить и упаковывать их. Как и таскать ящики с готовым бельем на почту. На мгновение масштаб предстоящей работы ошеломляет меня, но я быстро беру себя в руки. Трули еще хуже. И потом, мне нужно отвлечься от того, что я только что сделала.