Мои 99 процентов

Трули вновь погружается в полусон, время от времени издавая хриплый смешок.

В моем дневнике, который я вела бы в те краткие промежутки времени, когда позволяла бы Тому немного поспать, моей нетвердой рукой смазанными чернилами было бы выведено: «Секс, секс, секс, трахались до искр из глаз всеми возможными способами, непонятно, как вообще жива осталась, надо срочно подкрепить силы».

Я буду всегда защищать его.

– Со стороны никогда не знаешь, что происходит между людьми в паре, когда они остаются наедине. – Я потягиваюсь и издаю жалобный стон. – Зуб даю, в постели он просто бог. Он такой… такой компетентный. Наверняка ей не на что было жаловаться.

– Ты когда-нибудь, хоть когда-нибудь видела, чтобы они целовались? Хоть раз? Мне это всегда казалось странным. Хотела бы я посмотреть, как они целуются.

Язык у Трули заплетается. Молоко и тосты, по всей видимости, входят в список сильнодействующих опиатов.

– Может, она просто не хотела делать это в моем присутствии.

Потому что я устроила бы такое, что живые позавидовали бы мертвым. Без жертв и разрушений точно бы не обошлось. Я смотрела бы с холма, как ее деревня горит дотла, и в моих ледяных глазах викинга отражались бы потрескивающие языки пламени. Я так увлекаюсь этими кровожадными мыслями, что пришиваю очередной якорь криво. Приходится отпороть его и перешивать заново.

Трули читает мои мысли:

– Я так рада, что ты моя союзница. Не хотела бы я иметь тебя врагом.

– Ты путаешь меня с моим братом.

– Не такой уж он и плохой.

– Он как самый главный монстр, с которым ты сражаешься на последнем уровне в компьютерной игре. И вообще, я никогда не делала ничего, чтобы развести Тома с Меган. Я всегда держалась с ней очень вежливо.

– Ну да, а твои огромные серые глаза рассматривали ее во время каждого рождественского обеда, как будто на предметном стекле под микроскопом.

– Она такая красавица, – стону я, механически работая иглой. – Кажется, я сама была наполовину в нее влюблена. У нее такие волосы и такая кожа… просто на зависть.

– Твои ничем не хуже.

– Мои волосы? – Я кручу пальцем в окрестности своего короткого «ежика». – Вот эти, что ли?

– Дарси, – произносит Трули таким тоном, словно разговаривает со слабоумной, – ты у нас, конечно, девушка суровая, но очень хорошенькая. И вообще, какая разница? Ему не важна внешность.

Я останавливаюсь, потом делаю узелок и отрезаю нитку.

– Том – лучший человек на земле. Ходячее воплощение идеала мужчины. Я привыкла к тому, что он принадлежит ей. Но теперь… – Я роняю иголку на ковер и, чертыхнувшись, принимаюсь шарить рукой по полу. – Теперь он свободен, и, кажется, меня надо запустить из пушки в космос. Я только что грязно его домогалась. – Иголка втыкается мне в палец, и я снова чертыхаюсь. – Он меня испугался.

– Ой, да прямо!

Трули начинает смеяться как невменяемая, потом идет в туалет, который в ее крошечной квартирке расположен практически тут же, и до меня доносится энергичное журчание.

– Он с самого приезда врал. Собирался сказать после того, как будет закончен ремонт. Сказал, что так безопаснее. – Я морщусь. – Безопаснее! Что я, по его мнению, должна была сделать? Отколошматить его? – Тут я вспоминаю кухню. – Ну ладно, допустим.

Трули сплевывает зубную пасту в раковину.

– Может, он сомневался в собственных способностях.

– Да нет, дело совсем не в этом. – Я опять вспоминаю кухню. Кое-какие части тела Тома Валески упирались мне в живот более чем недвусмысленно. – Он хочет делать ремонт, не отвлекаясь на меня, которая ходит вокруг него кругами, пытаясь его понюхать. Так что мне надо взять себя в руки и продержаться следующую пару месяцев. Можно, я поживу это время с тобой?

– Нет, – мило улыбается она. – Ты поживешь это время с ним.

Я тащу ее в спальню и включаю свет. Потом стаскиваю с нее кеды с рисунком в виде вишенок, и она, как была, в одежде, забирается в кровать. И начинает плакать.

– Что случилось?

– Я так устала, – всхлипывает она. – Мне даже лежать больно.

Я аккуратно укладываю на подушке ее волосы.

– Знаю, но сейчас ты уснешь. А когда проснешься, я буду тут и помогу тебе упаковать готовый заказ.

– Зуб даю, из-за Винса ты никогда кухню не громила, – говорит Трули.

Глаза у нее слипаются, слезы текут по щекам в волосы.

– Никогда.

– Интересно. Джейми об этом лучше не знать.

На долю секунды я не могу понять, о чем идет речь, но потом решаю, что она разговаривает сама с собой. Она единственная из моего окружения, которую я на пушечный выстрел не подпускаю к Джейми.

Она моя на все сто процентов.

– Нет уж. Он примчался бы сюда первым же рейсом. Бизнес-класс, место у окна. Блондинистый сноб в костюме, попивающий вино и недовольно взирающий на мир внизу, спешащий вырвать Тома из моих когтей.

– Звучит соблазнительно, – заплетающимся языком произносит Трули, уже совсем засыпая, и ее голова падает набок.

Боже правый! Произнесенное Трули с придыханием «Он такой красавчик» эхом висит в воздухе. Может, Джейми внедрился в первобытный рептильный мозг Трули, как клещ?