Мои 99 процентов

– Эй! – произносит Том, непостижимым образом материализовавшись рядом, и смотрит на нас с непроницаемым выражением. – Отвали от нее!

– А без грубостей никак нельзя? – спрашивает Винс, но звучит это совершенно неубедительно.

Кажется, он сейчас потухнет, как сигарета.

Том подходит ко мне сзади и обеими руками обнимает за талию. У меня такое чувство, будто я проваливаюсь в его грудную клетку. Мы сливаемся в единое целое. Обволакиваем друг друга. «Войди в меня».

– Не подходи к ней близко и не звони. Даже не пытайся! – бросает Том поверх моей головы тем самым своим альфа-голосом, и на его звук оборачивается половина зала. – Ты меня понял? Или хочешь, чтобы я популярно объяснил?

– Она все равно сбежит, приятель, – пожимает плечами Винс. – На моей памяти она уже раз шесть уезжала из города без предупреждения, если не больше.

– Да, она сбежит, – говорит Том, и его слова отдаются где-то у меня внутри. – Но до того момента я не отдам ее никому, пока это будет в моих силах.

С этими словами он разворачивает нас обоих, и мы удаляемся, как стояли, в обнимку. Мы – компас, и его стрелка указывает на постель. Винс, сникнув, куда-то сливается. Толпа расступается перед нами, взгляды скользят с меня на Тома; женщины откровенно завидуют, мужчины отводят глаза.

Когда мы останавливаемся, чтобы пропустить взбудораженную стайку девиц в блестящих тиарах и страусовых перьях – у них тут, похоже, девичник, – я запрокидываю голову назад. Я чувствую себя невероятно могущественной в плену у этой горы мышц. Это потому, что теперь это все мое.

– Ты так и не сказал мне, что сделал бы со мной, когда привезешь меня домой.

– Я не могу тебе этого сказать, – отзывается Том, и когда я оступаюсь в толпе перед выходом, его пресс еще крепче прижимается к моей спине, рука находит край моей майки и пробирается под него, его теплая ладонь уверенно располагается на моем животе. – Ты же знаешь, что я не могу.

– Мне будет достаточно самой крошечной подсказки.

Не успеваю я опомниться, как мы уже стоим на тротуаре перед входом. Воздух кажется таким холодным, что обжигает. Я приникаю к нему в поисках тепла, но он отступает в сторону. Часы, подарок моего отца, оглушительно тикают у него на запястье.

– Я пожелал бы тебе спокойной ночи, – выдавливает Том с видимым усилием; он пытается овладеть собой, и на это больно смотреть: грудь его тяжело вздымается, вздувшиеся вены на внутренней стороне рук напоминают канаты. – И убедился бы, что дверь твоей спальни надежно заперта.

– Это вряд ли. – Внутри меня все снова знакомо вибрирует, этот низкий гул пробирает меня до самых костей. Как в тот раз, когда я громила кухню. – Я бы очень, очень убедительно попросила тебя дать мне то, чего я хочу. Всё, – напоминаю я ему.

Его белые зубы впиваются в нижнюю губу, и он устремляет взгляд на дорогу. В его глазах отражается мучительная внутренняя борьба.

– Если бы я только мог, я бы, наверное, сделал это, – наконец признается он.

В его устах это признание звучит так яростно и беззащитно. Зрачки у него немыслимо черные, обведенные по краю рыжими сполохами.

Я знаю его практически всю свою жизнь, однако сейчас этот мужчина для меня непознанная территория.

До тех пор, пока для нас обоих не перестанет существовать все, кроме обнаженной кожи, пота и поцелуев. Это все, что мне нужно в этой жизни. Этот собственнический прищур самца, это «не прикасайся к ней», этот барьер, в который превратилось его тело, чтобы отгородить меня от всего мира. Его разжавшийся внушительный кулак и кончики пальцев, бережно касающиеся моей кожи.

Я хочу дразнить и распалять его, пока он не отдастся мне, яростно и нежно.

Из Maison de Destin давно вынесли всю мебель, так что нам придется довольствоваться стенами, подоконниками и козлами. До моей кровати мы не дотерпим. И мне плевать, если в процессе мы разгромим дом или покалечимся. Мне жизненно необходимо ощущать его глубоко внутри себя. Я больше никогда не хочу чувствовать себя голодной.

Я хочу целоваться с Томом Валеской до тех пор, пока мир не разлетится вдребезги.

С таким же успехом я могла бы произнести это все вслух, потому что он на мгновение закрывает глаза, а когда открывает их вновь, в них бушует пламя.

Глава 18

Я торопливо иду по разбитой колесами многочисленных грузовиков дорожке, потому что отчаянно трушу.

Домой мы оба ехали в таком напряжении, что я не удивилась бы, если бы у нас начали крошиться кости. На каждом светофоре мы переглядывались, и нас накрывало волной эмоций такой силы, что мы вынуждены были хвататься за машину. Все тело у меня сводит от усилий. Ну вот, кажется, сейчас я окажусь в постели с другом детства. С единственным оставшимся в моей жизни человеком, отношениями с которым я дорожу. И я буду первой женщиной, которая получит доступ к его телу со времен его эпического восьмилетнего романа.