Том отвечает сквозь зубы, как будто я испытываю его терпение:
– На свете нет такого человека, которого я счел бы достаточно хорошим для тебя. Значит, он все еще в поиске? – Он зажимает бретельку моего лифчика между пальцами. – А ты, я смотрю, разгуливаешь у меня по стройплощадке в весьма провокационном белье.
Кружево натягивается, и я внезапно начинаю чувствовать его всей кожей.
– Только сверху. Снизу старый добрый оскорбительный хлопок.
– И что там написано? Прямо сейчас?
– Э-э… Там написано… – Я приближаю губы к его уху. – «Не твое собачье дело».
– У тебя такие обтягивающие джинсы, что я практически могу это прочитать.
Его пальцы скользят по моим бедрам, пробираясь в шлевки пояса. Он легонько тянет за них, и я оказываюсь еще на полдюйма к нему ближе. От возбуждения я уже с трудом могу сидеть на табурете. Еще один чертов табурет! И к тому же все это происходит на публике.
– Эй, да ты, кажется, покраснела. Такой милый розовый цвет.
Он запечатлевает на моей щеке поцелуй, откидывается назад и самодовольно ухмыляется, глядя в сторону Винса.
Изменчивая игра света на всех плоскостях лица Тома приводит к тому, что он с каждой секундой все больше и больше превращается в незнакомца. Даже если Винс и смотрит на нас, мне на это ровным счетом наплевать.
– Честное слово, если ты сейчас просто морочишь мне голову…
В его глазах брезжит какое-то воспоминание, и он отвечает мне моими же собственными словами:
– Ну и каково это, когда я морочу тебе голову?
– Ты проделываешь это так мастерски, что у меня сейчас пар пойдет из ушей. – Я перевожу дух. – Серьезно, не вздумай сегодня подкатывать таким образом к кому-то еще. Я разобью ей лицо.
– Если бы я был настоящим мастером, я сказал бы тебе, что именно сделал бы с тобой, когда мы приедем домой.
Заметным усилием воли он овладевает собой, распрямляется и тянется за своим пивом. Потом делает глоток и бросает взгляд на часы.
Мое тело тем временем впитывает то, что он сказал, и настойчиво требует ответа.
– Верни все как было. Не останавливайся.
Том кладет свою теплую ладонь на мое плечо и медленно его сжимает. Мои соски тут же затвердевают. Сквозь шелк и кружево он прекрасно все видит. Я знаю это, потому что глаза у него снова становятся оранжево-черные.
– Мне все не дает покоя один вопрос. Как это, когда у тебя голодная кожа?
– У меня просто возникает ощущение пустоты и одиночества.
В горле у меня так пересохло, что я вынуждена взять свой бокал и вылить в рот все его содержимое. Прикосновение Тома приносит мне облегчение, но в то же самое время вселяет беспокойство. В этом зале чересчур много людей. Эти придурки пьют и смеются как ни в чем не бывало, вместо того чтобы уйти вон. Это мой зал и мой мужчина.
Он смотрит на свою руку, касающуюся меня. Это невыносимо сексуально.
– Мне не нравится мысль о том, что ты испытываешь голод.
Кто-то задевает меня, и Том молниеносно вскидывает на обидчика взгляд поверх моей головы. В нем читается недвусмысленное мужское предупреждение: «Не трогай ее!» Позади меня быстро образуется пустое место, его обтянутые джинсовой тканью колени вновь осторожно смыкаются, и он перемещает фокус своего внимания обратно на меня. Это пьянящее ощущение – оказаться заключенной в безопасный кокон золотого пузыря.
Я просто обязана продолжить этот разговор.
– Я становлюсь сварливой и раздражительной. Сюрприз, конечно, я знаю, что всегда такая. Но мне совершенно необходимо чувствовать рядом кого-то еще… Это облегчает сосущее ощущение внутри. Эта штука существует по-настоящему. Это не выдумка, даже исследования есть, я читала статью. Тактильный голод, так это называется по-научному.
– Думаю, это потому, что вы с Джейми – близнецы, – говорит Том; его рука отпускает мое плечо, и мне сразу становится зябко. – Вы с ним столько времени провели, прижатые друг к другу в утробе.
Где-то поблизости вспыхивает и зависает в воздухе, помаргивая, прямо как принцесса Лея, голограмма Джейми.
– Нет-нет, верни руку обратно.
Я кладу его ладонь обратно к себе на плечо, и, хотя в складке его губ я читаю неодобрение, он гладит меня, и я расцениваю это как похвалу.
– Твоя кожа – как лепесток розы.
Он проводит по моей руке кончиками пальцев, и в этом движении скрыта такая невозможная, такая невообразимая нежность, что это сводит меня с ума. Потом робость берет верх, и он косится в сторону Винса. Когда он вновь переводит глаза на меня, его взгляд становится пронзительным.
– Если бы ты была моей, я бы был с тобой бережным. Готов поспорить, в твоей жизни этого было не много.
В животе у меня все обрывается. От этих слов, произнесенных вслух его голосом, по всему моему телу разбегаются электрические мурашки, и я понимаю, что никогда не ощущала себя более живой. Я вся – сердцебиение и полные легкие. «Если бы ты была моей». Великолепная мысль. Я и представить себе не могла, что она когда-либо придет ему в голову.
– А что еще ты бы делал? – В моем голосе непроизвольно слышится та самая легкая хрипотца, которая так ему нравится.
– Все! – Дикий зверь в нем предельно честен со мной. – Если бы ты была моей, я делал бы все.