Вода активно пожирала косу, и к концу третьего дня нашего пребывания в этом уютном уголке природы мы оказались прижатыми к лесу. Положение наше усугублялось тем, что мы не взяли с собой резиновых лодок для смены места, если нас будет подтоплять паводковая вода. Мало того, мы не догадались прихватить с собой приличный топор и двуручную пилу, если бы случилось рубить вертолётную площадку в лесу. Лес же на острове был с деревьями в обхват и рубить площадку надо было, даже при наличии инструмента, целую неделю. Рации у нас тоже не было, и запросить Желвиса о срочной помощи мы не могли. Такая вот сложилась ситуация, хоть караул кричи. Но кричи не кричи, никто не услышит, в радиусе сотни километров жилья нет. Вот в таком дурацком положении оказались мы, незадачливые любители рыбалки и охоты.
Вода уже залила наш костёр и место, где стояла палатка. Вещи пришлось переносить в голову косы, где еще оставалось немного сухого незатопленного берега. Еще пара часов, и пришлось бы нам перебираться в чащу леса, откуда забрать нас было бы чрезвычайно сложно. Вот в такой аховой ситуации и застал нас вертолёт, направленный Генрихом для нашего спасения. В Лене тоже стала подниматься вода, пилоты догадались, что на Патоме может быть то же самое. Колёсами вертолёт сел уже прямо на воду, хорошо ещё, что в голове косы было пока мелковато.
Таким вот образом мы познакомились с одним из живописнейших мест на Большом Патоме — одной из крупнейших рек в западной части Алданского щита. Ласково он встретил нас, но чуть было не искупал на прощанье. Долго потом «пилили» меня соучастники вылазки за то, что я, матерый полевик, вылетая на большую реку, не взял с собой резиновую лодку.
Медведя мы поделили на три части: желчь досталась Эрнсту (как лекарство для больной матери), шкуру навязали Анатолию Верменичу, которую он по приезде в Мирный тут же подарил какому-то приятелю, а я довольствовался мясом, с которым поимел немало хлопот: долго разносил его по знакомым в Мирном, пока избавился от последнего куска.
ГОРНОСТАЙ
Где-то году в 1960-м мы с техником-геофизиком Володей Скрябиным работали на Аламджахской трапповой интрузии, рассекаемой речкой Аламджах в ее среднем течении. Речка эта при слиянии её с речкой Олгуйдах образует крупный приток Вилюя — реку Ахтаранду, в приустьевой части ныне скрытую в водах Вилюйского рукотворного моря. В середине прошлого века там были почти нетронутые природные места с причудливыми скалами по бортам долины, с густым лесом по берегам, со множеством рябчиков в лесу и невиданными доселе нами в Якутии зарослями брусники. Был конец августа, брусника уже почти созрела и, видимо, привлекала медведицу с медвежатами, свежие следы которых мы каждодневно видели на песчаных отмелях реки. Естественно, мы побаивались, как бы медведица не пожаловала к нам в гости. Но она по всей вероятности тоже не жаждала встречи с нами и обходила наш лагерь стороной.
Как-то мимо нас проходили геодезисты с оленями. Мы воспользовались случаем забросить наши резиновые лодки в верховья
Аламджаха, где нам предстояло отобрать образцы. Завьючили их на оленей и вышли с отрядом геодезистов километров на десять выше по течению, миновав сильно порожистый участок реки, где тащить лодки вверх на бечеве было бы нелегко. Здесь геодезисты останавливались на ночлег, и мы притулились к ним тоже, поскольку свою палатку не взяли. Естественно, в дороге мы перезнакомились и почти подружились (встречники в тайге почти что всегда как родня). Для ночлега была наспех раскинута десятиместная палатка, без каркаса, поскольку назавтра им надо было продолжать свой путь, и не было смысла укреплять палатку и делать нары. На землю накидали веток, постелили брезенты и на них раскинули спальники.
По дороге на одном из перекатов я поймал спиннингом приличных размеров тайменя, и проводники-оленеводы сварили из него уху. К ухе и мы, и геодезисты вытащили свои заначки спирта, и ужин получился отменный. После оживленного балдёжа за костром все завалились в спальники и крепко уснули. Было нас в палатке девять или десять человек, не считая оленеводов, у которых имелось своё укрытие. Погода стояла тёплая, и дверь в палатку мы не затянули. У оленеводов было две собаки, которые вели себя тихо и не мешали нам засыпать.
И тут... Я проснулся от дикого вопля кого-то из соседей по палатке. Вопль сопровождался неистовым собачьим лаем и, как показалось, топотом по спальникам. Первая мысль — в палатку забралась медведица и кого-то уже дерет, потому он так дико кричит. Но оказалось, что он вопил просто от испуга, никто его не драл. А испугаться было чего, если собаки ворвались в палатку и с диким визгом стали носиться по спальникам.