Мой ангел Крысолов

Если бы не настоятельная необходимость работать, не покладая рук, путешествие можно было бы назвать увеселительной прогулкой: погода удивительно благоприятствовала мореплавателям, все время дул попутный ветер, а Корабельник оказался незаурядным капитаном, хотя морское дело изучал чисто теоретически.

Дикарь Айден вполне освоился в стае и научился не только болтать, но даже шутить — он был на редкость смышленым отродьем, да и постоянное общение с Птичьим Пастухом явно пошло ему на пользу. Капитанскую каюту он без возражений уступил Корабельнику, а сам устроился в матросском кубрике с остальными.

Чайки, постоянно сопровождавшие шхуну, неожиданно подружились с Леем: тот все дни проводил на марсовой площадке грот-мачты, и они, кажется, стали принимать его за большого птенца. Конечно, беседовать с ним, как с Птичьим Пастухом, они не собирались, но имели обыкновение по утрам притаскивать ему на мачту мелких рыбешек и даже больно клевались, если им казалось, что он сидит слишком близко к краю площадки. А Лею нравилась высокая должность впередсмотрящего — и его обычная молчаливость в уединении на верхушке мачты была в самый раз. Порой он даже оставался там ночевать, но тогда Корабельник приказывал ему привязать себя к мачте, чтоб не свалился во сне.

На пятый день путешествия Лей, как всегда, на рассвете вышел из кубрика, взяв с собой лепешку и горсть орехов, привычно вдохнул полной грудью свежий морской ветер, привычно взлетел, и… увидел, что на его личной площадке уже кто-то есть. Лей, роняя орехи и стремительно снижаясь, протер глаза. Незнакомец не исчез и не пошевелился.

— Кхм-кхм, — нерешительно покашлял Лей.

Никакого ответа. На палубу, зевая, вышел Птичий Пастух, потер шрам на загорелом плече, потянулся, потом принял боевую стойку и начал скакать вокруг Лея, делая молниеносные выпады. Лей, машинально парируя удары, некоторое время тоже скакал по палубе, но, наконец, обрел дар речи и воскликнул:

— Птиц!.. Да посмотри ты вверх-то!..

Птиц озадаченно остановился, пропустил предательский удар в корпус, согнулся, притворно застонал, потом сел на палубу и уставился в небо. Над ним высоко на верхушке мачты кто-то сидел. Птичий Пастух вгляделся и ахнул:

— Тритон!.. Лей, зови Учителя, быстро! Да не топай ты, спугнешь…

Однако Тритона не спугнула и вся стая, высыпавшая на палубу. Он просто не обратил на них внимания, как будто они были чайками, кружащимися возле его гнезда. Сидел, поджав по-турецки ноги, худой и обтрепанный, и смотрел в небо. И молчал, как пень.

Из капитанской каюты стремительно появился Корабельник, на ходу вдевая руки в рукава рубахи.

— Нета, а ты чего стоишь? — тихонько спросил Кудряш, подтолкнув локтем Нету, которая действительно стояла, опустив руки, и молча смотрела вверх. — Это же Тошка. Лети!

Она медленно, с места, как во сне, стала подниматься над палубой. Учитель ее опередил — он уже стоял на рее, чуть наклонившись к сидящему.

— Тритон! — услышала Нета его спокойный голос. — С тобой все в порядке?

Тот слегка повернул голову, покосился на Учителя, коротко ответил:

— Да, — и снова стал смотреть в небо.

— Есть хочешь? — спросил Корабельник.

Сначала казалось, что Тритон не ответит. Он некоторое время молчал, и вся стая, затаив дыхание, ждала. Отродья не верили своим глазам: живой и даже, кажется, невредимый Тритон сидел на мачте, как ни в чем не бывало — и это на пятый день плавания, когда берег давно исчез из виду!..

— Нет, — наконец, ответил Тошка, чуть качнув головой.

Нета осторожно протянула руку и коснулась его пальцев. Пальцы были теплые, грязные и исцарапанные.

— Где же ты так ободрался, Тош? — спросила она тихо.

Он повернул голову, посмотрел на нее ничего не выражающим взглядом и сообщил:

— Спать хочу.

— Так спускайся! — не выдержал Кудряш. — Чего ты там расселся?

Тритон покачал головой.

— Не могу.

— Как это не можешь?

— Сил нет. Я тут посплю.

— Еще чего! — Корабельник сгреб его в охапку и не слишком изящно, но быстро спустился вниз. На палубе Тритона с двух сторон подхватили Птичий Пастух и широко улыбающийся Айден, который, кажется, почуял в полуголом пришельце родственную душу, и повели в кубрик. За ними немедленно последовал Лекарь с некоторой озабоченностью в голубых глазах. Отродья сдержанно загомонили.

— Неточка, — начала было Рада, но, увидев лицо подруги, осеклась и замолчала.

— Это… ну… — вдруг сказал Петрушка. — А может это и не Тритон вовсе?..

— Как это не Тритон? — Подорожник озадаченно посмотрел на него. — А кто ж тогда?