Мой ангел злой, моя любовь…

И неожиданно вдруг взволновала мысль — не настигнет его где в землях Богемии или Варшавского герцогства письмо от управителя, что Анна Михайловна неожиданно отбыла из Милорадово в неизвестном направлении. И он сам не мог себе ответить на вопрос, отчего ему так хочется, чтобы она была там, в тех землях, когда приедет в имение. Просто чтобы была там. Пусть только будет, чтобы раз взглянуть на нее, чтобы вспомнить, как она красива, и сохранить этот образ в сердце, заменяя тот, который он невольно стал забывать вследствие столь долгой разлуки.

И Андрей вдруг вспомнил, как впервые увидел Анну на рождественской службе: кокетливый поворот головы, мимолетный взгляд из-под ресниц и ту презрительную улыбку собственного превосходства, которую так хотелось стереть пальцами.

О, mon mauvais ange [530], отпустишь ли ты когда-нибудь мою душу на волю..?

Глава 36

Осень 1814 года, Милорадово

Анна аккуратно, стараясь не запачкать подол платья и редингот, присела возле могильной плиты. Смахнула с холодного камня желтые пожухлые листья, проводя кончиками пальцев по выбитым буквам и цифрам так легко и нежно, будто боясь те повредить. Она больше не плакала. И боли больше не было в груди. Осталась только грусть и сожаление, а еще чувство вины за то, что так и не призналась, так и не открыла правды отцу. Она от всей души надеялась, что где бы ни был тот сейчас, он не таил на нее зла за это.

Букет ярких поздних цветов лег на каменную плиту, прямо под надписью: «Милостивейшему и благороднейшему мужу и благотворителю, любящему отцу дщери Анны и сына Петра, ушедшему до радостного утра». Потом точно такой же букет Анна положит на соседнюю плиту, и точно так же проведет ладонью по холодному камню, сбрасывая листву, что упала со стоявшей за церковной оградой березы. Под этой могилой, совсем рядом к отцу и матери, лежал Петр, занявший это место за несколько месяцев до смерти отца. Самому же Михаилу Львовичу Господь даровал возможность встретить весну прошлого года, отнял его у Анны в апреле 1813 года. А за ним и Полин ушла. Прошлым летом умерла эта рыженькая птичка, как называли ее в доме. Смерти одна за другой. Тут поневоле задумаешься о проклятии, о котором до сих пор шептались крепостные. О том самом, что привела Анна за собой, когда-то привезя в Милорадово умирающего гусара.

Анна поднялась на ноги, отряхнула ладони от земли и травинок. Перчатки следовало беречь по нынешним временам, когда после войны все еще были высоки цены не только на продовольствие, но и на другие предметы, необходимые каждому благородному человеку. Иногда, сидя за счетами от купцов Гжатска, что доставляли с нарочными барышне Шепелевой, она даже жалела, что когда-то отказалась от той части денег, оставшейся после уплаты долга князю и после осуществимых в имении трат.

Отец тогда был сильно удивлен полученным сверх запрашиваемой суммы средствам, решил, что это будущий зять так выказывает заботу о родственниках, понимая их бедственное положение. Сначала хотел отказаться даже, но после подумал, что негоже делить что-то меж теми, кто вскоре будет связан семейными узами. Пустил эти деньги на текущий ремонт крыши усадебного дома, что наметил на весну, и на восстановление усадьбы. Купили тогда дорогие стекла в разбитые окна, кровельные материалы, а еще заказали в Петербурге каменную плиту на могилу Петра и небольшой памятник — невысокую стелу с крестом на вершине, который обнимает пухлощекий ангел.

Его установили уже после смерти отца, Михаилу Львовичу так и не довелось его увидеть. Зато его очень полюбила Полин, он словно притягивал ее сюда, к церковному погосту, пока она могла выходить из дома, не опасаясь чужих взглядов. Анна же не приходила на этот погост до прошлой осени. Боль была настолько сильна, что даже в церковь было тяжело ходить на службы, ведь за ее оградой лежали почти все те, кого она так сильно любила. Оттого и стала затворницей в собственном имении, лелеяла свое горе в темноте комнатных стен, редко даже выходила в парк. Пыталась спрятаться от боли и горя, которые свалились на нее так нежданно в последние два года. На множественные толки и шепотки за спиной. Нет, никто открыто не говорил, и не строились более предположения, когда обсуждали то положение, в котором оказалась барышня Шепелева ныне, но Анна знала…. Знала!

Краем глаза Анна заметила темный силуэт и обернулась к подходящему к ней Павлишину. Как всегда тот смущенно опустил глаза в пожухлую траву, стал теребить шляпу в руках в волнении. Единственный человек в уезде среди дворянства, который говорил с ней без лукавого огонька в глазах или без плохо скрытого превосходства. Один из тех редких людей, наносящих ей визиты в ее нынешнем скромном жилище.